Дата: 18/12/2005 23:36
Посвящаю Сударушке и TR.

Октябрьский день с утра укутался в дождливую хмарь, методично расквашивающую жирный чернозем до состояния болотной трясины. Лезть сегодня с лопатой в огород -нечего и думать.
-Вот тебе и бабье лето, -вздохнула Зойка и плюхнула на стол разделанную утку. Натертая солью, перцем и травами тушка распахнула выпотрошенное нутро . Зойка умяла внутрь зеленые яблоки и ловко заработала иглой. Аккуратный шов на желтоватой утиной коже порадовал глаз, но не улучшил настроение. В кухне пахло антоновкой и сырыми внутренностями. Зойка посмотрела на пальцы, блестящие от жира, и побрела к раковине. Есть расхотелось.
Замысливая к обеду утку с яблоками , она предвкушающе глотала слюнки. Однако будущее блюдо надо было сначала изловить, зарубить и ощипать. И выпотрошить. Вид изнутри доверчивого селезня, который вчера еще бегал за ней по двору, выпрашивая кусочки сладкого перца, и отзывался на имя Тимоня, кому угодно отобьет аппетит. Зойка сунула растолстевшего от яблочной начинки и пышного от сметанной глазури Тимоню в разогретую духовку и включила таймер гриля. Настроение дышало на ладан. Его добивал кухонный телевизор, укрепленный заботливым супругом на кронштейне так, чтобы она видела экран и от плиты, и от мойки, Зойка в дневное время занималась стряпней и с удовольствием смотрела старые фильмы. Но сегодня вместо любимой "Весны на Заречной улице" эти гады вставили левую передачу "Путешествие в себя".

-Чтоб вас, гадов, приподняло и хлопнуло, - укорила Зойка ни в чем не повинного дядьку, увлеченно рассуждающего с экрана о человеческой гениальности. Лицо дядьки напомнило Зойке актера Николая Рыбникова -мужчину на все киношные времена, поэтому она в сомнении потеребила пульт: гасить ведущего или не гасить?
-Давайте поставим вопрос иначе, - увлеченно спорил он сам с собой: -Почему так много людей не становятся гениями?
-Нормальные потому что, - подсказала очевидный ответ Зойка.
-Вы скажете, что гениальность - это незримый дух, осеняющий избранника небес, - увильнул от диалога ведущий.
-Почему это? - обиделась Зойка. -Я бы сделала ставку на умение вкалывать.
-Правильно! Гении -это не только одаренность, но и упорный труд, - обаятельно улыбнулся эрзац-Рыбников, соглашаясь на компромисс.
-То-то же, - хмыкнула Зойка и застучала ножом по доске, мелко кроша лук.
-Но есть и еще один путь для проявления незаурядно одаренной личности, - подогревал ведущий зрительское любопытство: - Речь идет о подсознании -хранилище потаенной информации, доступ к которой для рассудка закрыт..
- Если закрыт - о чем говорить? -всхлипнула Зойка и сунула луковые руки под холодную воду.
-Сейчас мы проведем эксперимент.
Ведущий придвинул нарядную, сливочно-розовую свечу и щелкнул колесиком блестящей зажигалки: -Зажгите свечу и внимательно посмотрите на пламя.
-Хорошо, что не костер, - заворчала Зойка, и сняла с полки стеариновый огарок, вставленный в стакан. Чиркнула спичкой и уставилась на пламя, многократно отраженное мутноватым граненым стеклом.
А ведущего тем временем несло: он выдал кучу пикантных подробностей о хитрой структуре головного мозга, где солидное левое полушарие, отвечающее за рассудок, логику и прочие серьезные вещи, по настроению сотрудничает или конфликтует с легкомысленным правым - прибежищем эмоций и прочих глупостей.
Зойка представила диалог мозговых полушарий на повышенных тонах, разыгранный на ее собственной кухне, как в театре.
Рассудительный, степенный муж сыграл бы роль левого полушария, а ей, по умолчанию -доставались сомнительные лавры правого.
Она представила Витьку, закутанного в рыболовную сеть, изображающую извилины, и фыркнула. Пламя увернулось от ее дыхания, и вдруг окуталась сияющими радужными кругами в пересечении юрких белых лучей. Лучи нахально уткнулись в Зойкин живот, приятно защекотали внутри проворными щупами..
-Только не надо совать в меня яблоки, ладно? -растерянно хихикнула она.
Световые щупы послушно оставили внутренности в покое и потянулись к глазам.
-Ой, мамочки, -пискнула Зойка и уцепилась за центральный луч. Она не разжала пальцы даже тогда , когда упругий яркий стержень уверенно и мягко преодолел преграду сомкнутых век.

Она мчалась по коридорам извилин с гладкими тугими стенками. Подтягивалась, цепляясь за, прочные шнуры нейронов. Те вздрагивали, как живые, от пробегающих по ним импульсов..
Зойка перевоплотилась в фантазию - босоногую девчонку с облупленным носом и выгоревшими на солнце косичками, которая мчится по лабиринтам сказочной пещеры или по коридорам звездолета с релятивистским прошлым. Так вот он каков - ее мозг изнутри.
Радужные мыльные пузыри легких мыслей, путались по углам с кружевными тенями мыслей потаенных. Проблемы брели по этапу, уныло позвякивая цепями забот. Галдела по закоулкам суетная мозговая шпана, Обрывки мелодий, сладкие, волнующие запахи... Это было удивительно и приятно. . Путаница коридоров внезапно закончилась сумрачной комнатой без окон, где в углу громоздился массивный сундук с тяжелой крышкой, весь обмотанный цепями. Однако цепи рассыпались, а крышка откинулась неожиданно легко, стоило Зойке к сундуку прикоснуться...

Звонок таймера разрушил сон. Голова соскользнула с затекшей руки и ткнулась носом в пластиковую столешницу. Из духовки вовсю тянуло запахами печеного мяса и пряностей, телевизор распинался бодрым рекламным слоганом. В расплавленной лужице стеарина на дне граненого стакана плавал догорающий фитиль.
-Зой, ты чего не встречаешь-то?
Муж шаркал ногами по коврику у порога, счищая налипшую грязь..
-Господи.., Вить, я сейчас..., - заметалась Зойка.
Привычно стрельнула глазами в зеркало, пригладила кремовые кудряшки перманента, обрамляющие пухлые щеки. Кухонный фартук, махая тесемками, полетел в угол, косынка порхнула следом. Зойка прислушалась к себе: внутри было как-то странно.

За обедом Витька, уминая поджаристую утиную грудку, вовсю костерил интеллигентную падлу, купленную гринписовцами. Губернатор края ввел запрет на осенний промысел рыбы в осушаемых рисовых чеках. Оплошавшим с возвращением в родную Кубань сазанам и карпам предписывалось чиновным указом гнить на полях в неприкосновенности. А честным рыбакам -милосердно браконьерствовать да отстегивать мзду ментам на дорогах. Разговор незаметно глобализировался в направлении проблем страны в целом. В первую очередь досталось президенту.
Зойка деликатно жевала теплое печеное яблоко и слушала вполуха. Она умудрялась вставлять реплики по делу, сочувствовать и даже метко шутить, хотя мыслями витала далеко. Румяное утиное крылышко на тарелке так и остыло нетронутым.

Неделю спустя...

Низкое небо хмурилось, когда она с утра появилась на огороде с лопатой. Зойка поглядывала вверх с ответной неприязнью. Пара солнечных дней подсушили верхний слой, еще немного - и ковырять лопатой землю можно было без проблем. Но сегодня солнце не пожелало выйти к публике, отсиживаясь за мокрыми серыми кулисами . Зойка плюнула и назло пошла копать. Небо надулось и приготовилось к ответному плевку.
-А погодка-то нелетная, - насмешливо крикнула крупная черная ворона с вороха влажных листьев под разлапистым орехом..
-Не каркай, Кассандра, - отмахнулась Зойка и налегла на лопату. Жирный чернозем жадно присосался к лезвию и потащился за ним.. Ворона зыркнула блестящим глазом и наступила кожистой лапой на зеленую шубку грецкого ореха. Йодистая мякоть полетела ошметками, обнажив морщинистую скорлупу. От вида темных извилин на коричневом полушарии Зойка поморщилась.
-Не надо, а? Я тебе лучше яблочко дам.
-Я орешка хочу, -закапризничала ворона и прицельно долбанула по ореху: -Тьфу! Порченый.
Тщательно вытерла лаковый клюв: - Ладно, давай яблочко.
-Маэстро! Арфы нет, возьмите бубен, - выдала Зойка крылатую фразу и бросила нахалке спелую сливу.
-Попадешь к вам -научишься есть всякую гадость, -парировала та встречной цитатой , и кокетливо ущипнула лиловый плод. Зойка оперлась на лопату и вздохнула:
-Ну, вот скажи, Кассандра, за что мне такое невезение с этим подсознанием?
-А что не так? -прошамкала ворона набитым ртом.
-Внутри меня что-то образовалось , и я надеялась -путное. В смысле гениальности. Достала свои школьные тетрадки со стихами, вспомнила рифмы.
-Мимо?
-Более чем. Намалевала фломастером на стене свинячьего сажа Борькин портрет. Хряк чуть со смеху не умер, замучилась потом оттирать.
-Петь пробовала?
-Ага. Перед зеркалом арию Кармен. У отражения уши завяли. С горя стала перемножать трехзначные числа, а вдруг?
-Круто.
-Ага. От скрипа мозговых шестеренок кошка с табуретки сверзилась..
-А может, ты будущая олимпийская рекордсменка? - заинтересовалась ворона, одобрительно косясь на плотную, приземистую Зойкину фигуру в резиновых сапогах и плюшевом жилете.
-Да ну, -засмущалась Зойка: -за сорок, да с моей комплекцией - только штангу таскать., -она плавно повела округлым плечом: -Дети засмеют, когда на каникулы приедут...
-А может, никакого подсознания в тебе и нет?
-Есть. Со зверьем вот контакт установился . Понимаю теперь и Муську, и Чару. А в птичник да в саж хоть не заходи. Вегетерианство - вот мое светлое будущее. Колбаса магазинная- и та поперек горла.
-Как в американском кино, -обрадовалась ворона.
-Вот я и говорю: расстройство,- махнула рукой Зойка и пнула носком сапога пласт земли, прилипший к лопате.
-А повежливее? - насмешливо встрепенулась земля и уперлась черенком лопаты Зойке в грудь.
Ворона испуганно уронила помет и раскрылилась, похожая на старый, сломанный зонт. Зойка мягко отвела черенок и провела по гладкому дереву ладошкой. Тот моментально ожил:
-Я же говорил, планетища, что у нее руки нежные, и вообще...когда она ко мне бедром прижимается, или коленкой.. ...уммм.
Земля лениво потянулась в ответ, отчего под цветным ворохом осенних листьев пробежала волна, как по шкуре гигантской кошки..
-Плох тот шанцевый инструмент, который не мечтает стать шестом в стриптиз-баре, -насмешливо проворковала она и сонно чмокнула, отлипая от лезвия: -А руки Зоюшкины помню. Они меня весь год нянчат. Нежно так, без перчаток.
Зойка порозовела от похвалы и посадила на плечо сконфуженную Кассандру.
-Смелее, -подзадорила земля лопату:- Я прилипать временно не стану. Лопата послушно отвернула блестящий земельный пласт ровно, будто кусок торта "Ночка" отрезала.
-Эх, поможем нашим, - залихватски изогнула она черенок, и пошла частить, как игла в невидимой швейной машинке. Аккуратные пласты ровной строчкой протянулись за ней. Зойка заволновалась:
-А скажи... то есть скажите...
-Можешь на "ты", -усмехнулась земля.
-Ладно. Тебе не больно, когда вот этак лезвием в тело?
-Ерунда, это даже приятно. Точечный массаж.
-А тракторным плугом?
-Ну, это как в бане веничком.
-А ковшом экскаватора? - ожила бестактная Кассандра: - Или асфальтовым катком?
Земля поморщилась, топорща на себе листья, и стала похожей на стиральную доску:
-Приятного мало, но терплю. Ради собственных детей чего не стерпишь. Хотя они, конечно, по большому счету сволочи.
Помолчали.
Лопата раскочегарилась не на шутку и пошла по второму кругу.
-Может, давай я сама покопаю? -нарушила тягостное молчание Зойка и поежилась. Мелкая дождевая взвесь постепенно распузыривалась в занудный дождь..
-Нет, сегодня мой день, - разошлась лопата: -Ты вот лучше разгони эти дурацкие тучи, я от сырости тупо ржавею..
-А как разогнать?, -удивилась Зойка.
-Тебе видней, как свою силушку использовать.
-Какая там силушка, баловство одно, - махнула рукой Зойка и строго приказала тучам разойтись. Поупиравшись для порядка, тучи рассредоточили основные войска над соседскими огородами, а на облачном пятачке над головой рванули на прорыв засидевшиеся в засаде солнечные лучи.
-Неплохо для начала, потом потренируешься в масштабах улицы, -одобрила земля и блаженно расслабилась.

Аврал на огороде заканчивался в сумерках. Лопата добивала последний клочок за грушей.
Осоловевшая от сытости Кассандра ходила вразвалку и наедалась впрок, привередливо выбирая из земли деликатесную живность. Сама земля дремала, разнеженная энергичной оздоровительной процедурой. Зойка сидела на нижней ветке ореха и весело болтала ногами, соображая, как бы уберечь мужа от собственных глупых озарений. Хотелось петь, но она стеснялась
-А можно я спою? -застенчиво спросила Кассандра.
-Спой, светик, не стыдись, -хихикнула лопата.
-Я постараюсь, -ворона откашлялась и расправила крылья, потом запахнулась в них, как в плащ и вскинула голову. Перья на ее зобу встопорщились, горло напряглось, глаза томно прикрылись...Ворона запела.
Хрипловатым руладам было далеко до соловьиных, но Кассандра очень старалась.
Зойка вслушалась в полузнакомый мотив, и расхохоталась, узнав песню. Воронья глотка довольно правильно воспроизводила кадышевскую:
"Напилася я пьяна, не дойду я до дома"
-Неплохо, совсем неплохо, -прошептала во сне умиротворенная земля.

-Зой, ну ты даешь, -муж переводил восхищенный взгляд с лосняющегося в дождевом мареве огорода на раскрасневшееся лицо жены.
-И как же ты его? - вопросительно шепнул он и легонько подул на прядь волос , выбившуюся из-под Зойкиной косынки.
-Да так как-то, - смущенно ответила она , млея от щекотки.
-А я с ребятами договорился на выходные пройтись по нашей фазенде с мотоблоком. Сколько тебе можно руки мозолить?
-А я вот...сама управилась.
-Я вижу.
-Вить...
-А?
-Это ничего, что я такая неправильная? И вообще..
-Тс-с-с.., -перебил муж, целуя шершавую Зойкину ладошку:
-Ты у меня - гений.

Винт
Эх! Как же мне нравится творчество, под которое, можно жевать бутерброд с тушенкой, с легкостью представляя, что это седло барашка под белым соусом! Котлета по-киевски, на крайняк. Разумеется, сюда не входят английские детективы с их садистскими рецептами порчи устриц - закопайте устрицу на три дня в цветочный горшок, подложите среди прочих моллюсков надоевшему супругу, и будет вам счастье. Я вообще не люблю детективы. Произведения же, в которых герои любят и умеют вкусно покушать, почти всегда гарантируют читателю приятственно проведенные за поглощением беллетристики часы и претендуют на дальнейшее отнесение их к классике жанра. 'Хоббит' там... 'Мастер и Маргарита'... 'Гаргантюа и Пантагрюэль'... Еще этот, автор рецепта жареного кабанчика, тоже временами неплох. Так вот, процесс приготовления селезня с яблоками в сметанной глазури, подкупил меня самым наглым образом. Особенно с учетом того, что вершина собственных кулинарных изысков - размороженная курица, сваренная в пиве. Заменив мысленно бутерброд с тушенкой на седло 7барашка, я приготовился к поглощению качественно приготовленной духовной пищи. Вкусить, так сказать. Откушать. Надежды, в отличие от подавляющего большинства всяких других случаев, обманутыми не оказались. Литературная тенденция, что говорить. С тенденцией не поспоришь. Было весело. Было на своем месте. (В смысле - все). И все что надо, для хорошего рассказа, тоже было. Процент веселящего газа в всем организме сконцентрировался до такой степени, что поспособствовал возникновению всякого рода глупых, ни к селу, ни к городу вопросов типа: а бывают ли млекопитающие рыбы? А если обогреватель засунуть в холодильник и подключить к сети - кто кого сборет? А правда, что когда кошка гуляет сама по себе, она себе так радикулит лечит? К чему это? А так! Так сказать, от избытка. Этих, как их, радостей. И не худо было бы выдать автору отдельную премию за создание положительного образа вороны. Все вороны до сих пор представали птицами негодяистыми, и восстановить вселенское равновесие было просто-таки необходимо. Добрых сказок в нашей жизни не хватает катастрофически. Даже в этот раздел творчества авторы умудряются привнести дребезжащую жесть морализаторства. А морализаторство сказкам не нужно, все, что нужно, в них и так сыщется, если сказки хорошие. Ну... надо ли уточнять, что дескать, да, этот рассказ удался? Думаю, надо. Удался.

Дата: 06/12/2005 13:53
Ранее осеннее утро. Холодно. Едва светает. Двигаются тени. Одна не двигается. Звучит голос. Вероятно внутренний.

Шерсть еще не та. Далеко не та. Зубы стучат. А еще 'эти'. Нашли тоже 'козла отпущения'. Какой из меня козел? В козле мяса значительно больше. Что они ко мне прицепились? Смотрят странно. Точно, сожрут сегодня. Сожрут ведь, даже судить не станут. Для вида прорычат чего- нибудь. Удалятся для обсуждения. Да еще и меня пригласят. А потом выйдут, утирая морды лапами, со словами ':при попытке к бегству:'.

Я бы убежал, да толку. В прошлый раз ежик сбежать попробовал. Сбежал. Через два дня, как было объявлено 'при нарушении границ соседнего леса', был схвачен и депортирован. Только его депортация незамеченной прошла. Ни ежика, ни депортации. А все молчат. Словно так и надо. Да и понятно, пока собственной шкуре ничего не грозит, никто не тявкнет. Многие полинять успеют. Трусы.

И я трус. Трус. Я всех и вся боюсь. Да, да, боюсь. Намедни сидел, корень сладкий грыз. Как вдруг, что-то медленно мне на уши опустилось и лежит. Я не жив, не мертв. Не дышу. Даже грызть перестал. Ну, может, грызть не перестал, но похолодел весь и замер. Замер и грызу, урывками. А оно лежит так страшно и не двигается. Долго так сидел. У меня даже задняя лапа занемела. Так и умер бы от страха. Тут корень кончился. Я было за другим потянулся, а оно с меня - бац! Жутко так сползать начало. Сползает и сползает, я глаза закрыл. Открываю - лежит. Страшное. Присмотрелся - лист, дубовый, кажется. Вот жути-то нагнал. Если бы не корешок, точно от страха умер бы.

Теперь меня обвиняют в убийстве. Меня! В убийстве! Да мне даже от одного слова 'убийство' страшно становиться. Так страшно, что в обморок упасть хочется. Вот возьму и упаду. Все. Падаю: Как-то не падается. Холодно. Вдруг упаду, а потом, не приходя в себя, замерзну? Нет, этого я боюсь. Не буду падать. Может потом, ближе к обеду.

Как же так? Почему все так несправедливо? Я никогда, никого не обижаю. Даже жену свою. И деток. Всех деток. Я их всех и не помню, но никогда не обижаю. С женой всегда вежлив. Разве что один раз по молодости, в порыве страсти за ухо тяпнул. Нет, несильно тяпнул. Она даже не обиделась. Не обиделась и иногда просила, чтобы еще раз тяпнул. Также несильно. И я ей не отказывал. Никогда не отказывал. Да и как можно отказывать? Никак. Она как взглянет косо, и все, я уже не в силах с собой совладать. Сразу же готов ей ни в чем не отказывать.

Да я любому последнюю травинку отдам. Любому. А что? Пожую немного и сразу отдам. Мне не жалко. Вот такой я. Добрый. И каждому открытый. Открытый, потому что доверчивый. Верю всем. Что мне не скажи, я верю. Помню, как в прошлом году меня сурок обманул. Давай, говорит, норами меняться. Мол, вон какая у тебя семья большая, а у меня маленькая, я, жена да шестеро щенят. Вот и поменялись. Да только его нора меньше моей оказалась. Я к нему, а он говорит, обознался я, твоя нора мне маленькой показалась, так жалко тебя стало, вот и предложил. А еще говорит, что же ты меня теперь не жалеешь? Пожалел я его. Ничего. В тесноте, да не в обиде. Так даже теплее и не так страшно.

Мне холодно и я голоден. Я очень хочу есть. Как бы сбежать отсюда и найти мою любимую травку? Бывало, ничего вокруг не замечая, выскакиваешь на какую-нибудь опушку, а она там словно ждет. Ее много. Листики сверху зеленые, снизу белые, а у самых корней самые сладкие. А еще лучше погрызть кору на сваленном дереве. Да и не так страшно. За это же дерево спрятался и жуешь себе в радость.

Нет! Никакой коры больше! Я же себе слово дал! Никогда больше не есть кору. Не буду есть кору и не стану заглядывать за поваленные деревья. И, главное, никогда не буду пытаться трогать мертвых медведей! Даже не стану смотреть в сторону мертвых медведей!

Эх, глупая моя голова. Зачем она послушала мой голодный живот? Всегда, когда голова слушает живот такое случается. Хуже бывает, когда голова начинает слушать... Хотя нет. Я очень люблю свою жену. Очень люблю и ни о чем не жалею. Ни о чем кроме того, что трогал этого медведя.

Вообще не пойму, что на меня нашло. Обычно если я кого-нибудь видел, или хуже того неожиданно слышал, то бежал без оглядки. Сначала бежал, а только потом оглядывался. Да и то только чтобы убедиться, что никто не бежит за мной. А тут? С чего расхрабрился? Ну знакомый медведь. Ну лежит. Ну и что? Может ему нравиться лежать в крови. Может он нарочно себе голову пробил, чтобы спалось крепче. Зима ведь скоро. Наверное, у медведей так принято. Перед зимой головой бьются, да так, чтобы до весны проспать. А я тут как тут. Давай его за его разбитую голову тормошить. Вставай, мишенька, вставай косолапый. Вот интересно, если бы он встал со своей окровавленной головой мне бы легче было? Или все- таки нет?

Хотя чего гадать. Теперь наверняка ничего хорошего меня не ждет. И волки странно быстро рядом оказались. Меня не тронули. А один бережно донес, даже холку не прокусил. Только почему-то не домой меня отнес, а сюда на судилище. И зачем-то филину соврал, что видел как я медведя головой об дерево бил. А я не бил вовсе, просто разбудить хотел. И от старания всю шерстку в его крови перепачкал. Да и как бы я бил, когда мне такую тяжесть поднять не по силам. Лапы, наверное, не скоро отмою. Почему-то это интересно только мне.

Полдень. Большая поляна. Из-за деревьев выглядывают лоси. Из-за лосей выглядывают ежи, их много. Вверху трещат сучья. На сучьях черно от ворон. Среди них пара-тройка сорок, три-четыре ворона, глупая сойка. Куда без нее. На большом поваленном дереве возлежит лев. Откуда он взялся в лесу никому не известно. Давно было. Слева волчья стая. Маугли нет. Справа лисий клан. И здесь нет Маугли. На большом, поросшем мхом камне толстый филин. Чуть поодаль беспокойно озирающийся тетерев. В центре поляны от чего-то трясущийся заяц. Лев потягивается, обнажает клыки, показывает небезупречные зубы. Зевает.

ЛЕВ. (в сторону филина) Ну?
ФИЛИН. Мы здесь собрались осудить вопиющее преступление
ЛЕВ. (зевая) Какое?
ФИЛИН. Вопиющее
ЛЕВ. Ну-ну
ФИЛИН. (выпучивая глаза) Мы все одна большая семья:

(стая и клан переглядываются)

ФИЛИН. Смерть одного члена семьи, горе для других.
ЛЕВ. (разглядывая потрепанный маникюр) Не тяни!
ФИЛИН. (вздрогнув) Обвиняемый был застигнут на месте преступления
погрузивши орудие преступления в голову жертвы
ЛЕВ. (заинтересовано) Что в голову жертвы?
ФИЛИН. (скукоживаясь) Погрузивши орудие преступления:
ЛЕВ. (скучая) А. (двигает хвостом). Дальше.
ФИЛИН. Чего есть добропорядочные свидетели.

(возня в волчьей стае, шум, на поляну выталкивают старого, подслеповатого, в прошлом матерого волка)

ВОЛК. (почесываясь задней лапой) Ну, типа, видел я все.
ЛЕВ. (ухмыляясь) Да ну?
ВОЛК. (прекращая чесаться) Век воли не видать.
ЛЕВ. (вернувшись к созерцанию маникюра) Излагай.
ВОЛК. (плюет на землю) Короче. Пошел я в лес погулять, лечебной травы поискать. Нету нигде. А надо.
ЛЕВ. (ухмыляясь) Ага. Тебе всегда надо. Про дело давай.
ВОЛК. (возмущенно) Какое дело, начальник? Не шей мне чужого!
ФИЛИН. (опережая поднимающегося льва) Свидетель! Говорите по существу и не пререкайтесь с судьей!
ВОЛК. (поджимая хвост между лап) Да я это: Лось попутал. Вон рогами машет. Отвлекает.

(все, кто может, смотрят на лося, тот перестает жевать. Пытается посмотреть на себя. Не получается)

ВОЛК. (переставая поджимать хвост) Так о чем это я? А?
ФИЛИН. (доброжелательно) О траве.
ВОЛК. (радостно) О! Выхожу я типа на поляну. Там травы всегда взять можно. И вижу. Стоит этот сморчок и дубасит почем зря кореша нашего головой об пенек. С душой так дубасит. А главное, трава то вся съедена. Дозу он попутал, вот его и повело.
ТЕТЕРЕВ. (подскакивает, запрокидывает голову) Протестую!
ЛЕВ (недоуменно) Ты чего это?
ТЕТЕРЕВ (важно надуваясь) Протестую. Вина моего клиента не доказана. Нечего на него напраслину наводить!
ЛЕВ. (поднимая левую бровь) Что наводить?
ТЕТЕРЕВ (надувается еще больше и начинает токовать)
ЛЕВ (раздраженно) Уберите этого певца! (в сторону филина) Заканчивай.
ФИЛИН (важно) Обвиняемый был неоднократно замечен за неадекватными действиями. На выпасе подпрыгивал. При виде опасности стучал лапками и умывался языком. С кормежки возвращался под утро. В нору всегда залазил задом. Следы путал против ветра. Стая свидетелей видела его над телом жертвы с окровавленными лапами и перекошенной мордочкой.

(среди ежиков слышна возня и всхлипывания. Сверху тихо падает вороний помет.)

ЛЕВ (потягивается, выгибая спину) Да-а-а-а. Жуткая история. Ну что? (оценивающе смотрит то на стаю волков то на клан лисиц) Видимо судьям, да еще и паре свидетелей придется удалиться в соседний овраг для проведения вскрытия жертвы и принятия решения.

(на вороньих ветках заметное оживление. Помет падает с удвоенной частотой)

ЛЕВ (вспоминая, обращает внимание на зайца) И ты, обвиняемый, пройдешь с нами. Для выяснения, так сказать, всех обстоятельств дела.

Лев лениво уходит в сторону оврага. За ним волк и лиса, толкая перед собой понурого зайца.

ЛОСЬ. (переставая жевать, нагибается к ежикам) Так а какой сегодня праздник? И когда будет сено?
КТО-ТО ИЗ ЕЖИКОВ. Будет, будет, из всех из нас праздник будет.

На поляну выбегает лиса

ЛИСА (запыхавшись) Тут эта. Того. В общем, просили передать, что, эта, ну. При попытке бегства, того мы его, ну, в общем, виноват наш заяц. Ох, как виноват. (облизывается, пытается вытереть морду лапой и убегает)

Звери расходятся. Вороны лебединым косяком улетают в сторону оврага. На поляне остается лось.

ЛОСЬ. (обижено) А где же сено?

Винт
Нравится мне теория превентивного удара. Она изначально исключает большинство вопросов и ненужной рефлексии - а пусть не лезут! Или - а чего он смотрит? 'Мы сидели, выпивали' - абсолютное большинство протоколов допроса обвиняемых в тяжких преступлениях, начинается именно так. Но бывают и исключения. Заседание инквизиции, например. Партсобрание. Планерка. Ставка теоретиков превентивного удара, опять же. Исключения состоит в том, что там выпивать не обязательно, а вот кто виноват, и что мы ему за это сделаем - решено все равно будет. 'Будет, будет, из всех из нас праздник будет'! И не надо выкриков с мест. Нет, ну в конце концов, благородные доны, я не понимаю, если даже заяц и не убивал медведя, что ему мешало сделать это в дальнейшем?! Не легче ли пресечь преступление до того, как оно свершилось, гарантировав тем самым... тем самым... Ну, допустим, гарантировав невозможность совершения обвиняемым преступления в будущем. Я согласен с Арамисом, это крайне подозрительно: 'На выпасе подпрыгивал. При виде опасности стучал лапками и умывался языком. С кормежки возвращался под утро' Под утро, господа! 'В нору всегда залазил задом. Следы путал против ветра'. А ну как каждый начнет залазить в нору задом? Что же это такое получится?! Между тем, прошу отметить, господа, что необходимость столь непопулярных мер в отношении виновного в возможности совершения преступления, продиктована в первую очередь вызывающим поведением самого виновного. Вы можете возразить мне, что его поведение заключалось в постоянном, можно даже сказать аутичном уходе в себя. Именно! Негодяя, явно демонстрирующего свои преступные замыслы путем выражения неуважения к обществу вычислить гораздо проще, чем негодяя тайного и скрывающего свое истинное, злонамеренное поведение. Здесь в полной мере прослеживается коварный, и хорошо подготовленный план, раскрытый лишь благодаря квалифицированнейшей, я подчеркиваю - квалифицированнейшей работе Наших Соответствующих Органов, метко прозванных в народе компетентными! Думаю, никто теперь не станет протестовать относительно недопустимости преднамеренного ухода в себя и потакания такому уходу путем провокационных предложений олитературивания данного явления? Что ж. Относительно дальнейшей судьбы виновного вопросов больше не возникает. Да, и прошу занести в протокол невозможность возражений касательно воспитательной функции наказания. Как известно, только дурак учится на своих ошибках. Не можем же мы выставить нашего подсудимого дураком? Пусть лучше другие на нем, мммм, учатся. Да, и кстати. Вы ведь в курсе, что у нас закрытое заседание? А как учат нас классики детективного жанра, хороший свидетель - мертвый свидетель. Председатель Общества таксидермистов, господа! Прошу любить и жаловаться. Только короче, у нас регламент. 'на вороньих ветках заметное оживление. Помет падает с удвоенной частотой'.

Дата: 19/12/2005 18:57
Порфирий Водолей-Дудолеев никогда не интересовался собой. Порфирий интересовался исключительно бабами. Но бабы плевать хотели на голубиные стоны вспотевшего от страсти Порфирия. И что самое обидное, плевали эти суки слюной, подкрашенной изумительной перламутровой помадой терракотового цвета. К шестидесяти годам Водолея-Дудолеева посетила странная по своей гениальности мысль - а может быть всему виной является он сам, Порфирий? Подойдя к усиженному дрозофилами зеркалу, Порфирий вгляделся в отражение своих глаз и с удивлением увидел два бубновых зрачка. Порфирий суматошно хлопнул ягелем ресниц и бубни превратились в черви. Потом в крести, потом в пики.
- Странно, - рассудительно подумал Порфирий и рысью отправился к окулисту.
- Слушаю вас, - произнес окулист, упершись своим стеклянным взглядом в червовую пару зрачков Порфирия.
- Доктор, - Водолей-Дудолеев сменил черви на пики, - вы ничего не замечаете?
- Что я, по-вашему, слепой? - окулист снял свои очки и ощупал зрачки Порфирия мягкими сардельками пальцев.- Что вас, собственно, не устраивает?
- Одиночество, доктор, - обреченно мяукнул Порфирий. - На меня бабы плюют.
- Правильно делают, - окулист вернул очки на место, - и я бы на вас плюнул. Прямо в ваши зенки.
- Что же мне делать? - Порфирий воровато сунул в халат доктора сто долларовую купюру.
- Могу поставить линзы, - приглушив голос, отозвался окулист. - Импортные, пуленепробиваемые, с подсветкой для ночного времени суток.
- Сколько? - шепнул Порфирий.
- Штука баксов, - окулист вынул из стола коробочку и выжидательно посмотрел на насупленного Порфирия. Водолей-Дудолеев повертев в зрачках бубновую пару, молча кивнул головой.
Первая женщина, к которой стремительно приблизился сияющий Порфирий, незамедлительно озадачила его хрустальным плевком невероятной терракотовой насыщенности.
Водолей-Дудолеев в панике бросился домой. Подбежав к зеркалу, лихорадочно согнал с него три пары дрозофил, сладострастно замеривших в групповом соитии. Вглядевшись в отражение собственных глаз Порфирий с ужасом увидел в них две игровые рулетки с шумными золотыми шариками. Наконец, шарики перестали прыгать по бесконечным серебряным лункам.
- Крести - дураки на месте, - прокричал крупье голосом очкастого окулиста. Порфирий устало закрыл глаза и уперся лбом в зеркало.

Винт
'Штирлиц был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана маузер с дарственной надписью 'Чекисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от Феликса Эдмундовича Дзержинского' и с меткостью истинного ворошиловского стрелка расстреливал затаившихся по углам тараканов. Развели тут - орал он. - Бардак!' (Нестор Бегемотов) Описать хороший добротный бардак (не в прямом значении, хотя и в прямом - тоже дело хорошее) штука непростая. Иррациональность сознания сослана в Сибирь формальной логии. Сибирь большая, логика рулит, а иррациональности все равно хочется. 'Странно, - рассудительно подумал Порфирий' И ничего странного. Все эти тайные вздохи о воландовских балах, поленницах волшебных палочек и рулонах скатертей-самобранок, дыме коромыслом и ананасах в шампанском - суть нехватка бардака по жизни. И авторское творчество, компенсирующее эту нехватку, похвалить, безусловно, стоит. Вот только остатки заретушированной логики взбрыкивают: за штуку баксов маститый (мастяной?) недоказанова мог бы устроить себе вполне продолжительную личную жизнь. (Вовочка, у тебя есть триста долларов. Сто долларов ты отдашь Любе, а сто долларов Свете. Что получится? Оргия). Ничего подобного! - отгавкивается иррациональность. - Он же не Блудодеев какой, а вовсе и наоборот. Здесь важен принцип! Ну, принцип, так принцип. Вспомним благодаря автору дразнилку, и не станем глядеть в зеркало - вдруг двойное зеро выпадет?

Дата: 18/12/2005 18:55
Ночь, проведенная в обезьяннике, не прибавила бодрости организму, но бодрость духа (именно так!) никуда не пропала. Утро выдалось солнечное, такое же, как и вчера и месяц назад. В скучноватой, а вовсе не мрачной, как можно было б ожидать, комнатушке для допросов гуляли сквозняки, приятно освежая и настраивая на мирный лад. Или то не сквозняки виноваты, а просто настрой у меня такой?

Усталый лейтенант, неловко посуровев лицом, начал допрос:

- Ну, гражданин Данилов, рассказывайте, как вы до такого докатились?

И что я могу рассказать мальчишке, мечтающему о скорой смене и домашнем обеде?

***

Маленький Серега Данилов и приятель его с давно позабытым именем стоят у стены в школьном коридоре, что-то громко и бестолково обсуждая. О чем говорили мальчишки? Да кто ж упомнит. Помню только, что громко. В детстве живут громко, быстро, жадно, без оглядки.

Случайно ли взгляд остановился на рубашке приятеля, или вспомнились не к месту родительские наставления, забыл. Зацепился за белый уголок, торчащий из-под школьной куртки, обратил внимание на красный галстук: узел ослаб, один кончик забился под воротничок. А созерцание самого ворота, мятого и засаленного, привело к лихорадочным попыткам вспомнить, мыл ли утром шею и уши. И захотелось очень глянуть в зеркало.

Зеркало в раздевалке показало: нет, не похож я на приятеля, не похож. И волосы торчат не так заметно, и галстук почти не мятый, и даже туфли не требуют значительных усилий по доведению до приличного состояния. Но заставила оцепенеть мысль - а ведь мог бы стать как Вовка. Да, точно, Вовкой приятеля звали.

Эта старая картинка с двумя парнишками в коридоре извлечена была из памяти при попытке докопаться до ответа на вопрос 'а когда же все началось?'. И стала она именоваться Первым Опытом.

Лучше запомнился Второй Опыт. А скорее всего, и не второй вовсе, в те времена далекие проходил процесс неосознанно, только-только начала складываться привычка.

Урок математики. Класс притих, каждый пожелал сделаться маленьким и незаметным. Жалкий дрожащий голосок:

- А родители в командировке, а бабушка неграмотная:

Усталый Константин Семеныч, математик наш, старый и зловредный, пробурчал:

- Значит, подтвердить твои слова некому? Несчастье-то какое. Так и придется тебе двойку поставить.

Сашка, заводила и выдумщик, веселый и незлобивый хулиган открыл, было, рот в отчаянной попытке выкрутиться:

- Ааа...

- Бээ, - передразнил Константин Семеныч. - Хватит, не позорься. От твоего вранья у всего класса уши красные.

Не знаю, у кого и почему покраснели уши, а мне стало страшно неуютно от мысли о том, что на месте Сашки мог бы оказаться я. Я тоже не решил задачи и мучительно выдумывал, ожидая вызова к доске, что же мне такое соврать, чтобы не получить пару.

Так меня научили не врать, если нет правдоподобных версий. И соизмерять цели и средства.

Я не прикасаюсь к спиртному с того дня, когда моего соседа по лестничной клетке, мужика двадцати пяти лет от роду разбил паралич. Накануне мы здорово обмыли его новую машину. И именно с того дня мысль 'а ведь и я такой же' перестала приходить в виде озарения. Мысль стала привычной и сделалась причиной моего совершенства.

Кто-то стремится к идеалу, подражая и копируя тех, кого почитает за идеал. Я же научился обнаруживать у окружающих характерные проявления черт, присущих мне. Очень трудно увидеть себя со стороны, зато легко понять, что движет человеком, совершающим глупость, если сам недавно или в недалеком будущем мог или готовишься поступить подобным образом. И ввести внутренний запрет.

'Источник неудач в тебе самом'. Вооружившись такой нехитрой истиной, я с упорством пресловутого скульптора отсекал от себя лишнее, то, что мешает или могло бы помешать. Особенно мне нравились моменты обнаружения чужих недостатков, если мои аналогичные еще не успевали реализоваться в действии.

Я был идеальным студентом, у преподавателей не было ко мне претензий, у однокашников не было со мной проблем. Я был идеальным мужем, мы с женой ни разу не поругались. Она ушла к другому. Но кто поймет этих женщин? Я идеальный работник. Даже другие претенденты на должность остались довольны, когда меня назначили начальником отдела.

С некоторых пор я с удивлением стал замечать, что любой агрессор, будь то шпана в подворотне или, наоборот, милиционер на посту, не проявляют ко мне интереса. Мало того, встречные знакомые все чаще стали проходить мимо, не замечая. Я отнес явление к побочным эффектам моей идеальности.

***

А вчера шел я с работы, внимательно просеивая взглядом толпу, и увидел ее.

Душный июньский вечер, люди бредут, тащатся еле-еле, стараясь не делать лишних движений, шумят и коптят воздух машины на проспекте. Вязкое, теплое, липкое варево городского лета. А она идет себе, легко помахивая маленькой сумочкой, не идет даже, порхает, с улыбкой поглядывая по сторонам. Короткий белый сарафан, светлые волосы до плеч, белые босоножки. Я даже задышал по-другому, полной грудью, будто воздух стал свежим и чистым. Помнится, некий рациональный до отвращения внутренний голосок попытался что-то пискнуть предостерегающе, но так и заглох, будучи не услышан.

Я шел позади нее и чуть левее. Мной двигало опасение потерять ее в толпе и больше никогда не встретить. Удивляясь собственному хриплому голосу, я брякнул первое, что пришло в голову:

- Девушка, девушка! Постойте, у меня к вам вопрос...

Она оглянулась, скользнув взглядом по толпе, удивленно пожала плечиком. Не заметила! Я обогнал ее, пошел, развернувшись боком. Огромные зеленые глазищи смотрели сквозь. Я почти прокричал, совсем уже глупость:

- Вы не хотите разговаривать?!

Она пошла медленнее, оглядываясь, и ни разу ее глаза не остановились на мне. Я еще пару раз попытался заговорить, но добился только одного. Незнакомка села на скамейку спиной ко мне и вызвала кого-то по телефону:

- Палыч, подъедь за мной. Я, кажется, перегрелась. Нехорошо мне что-то...

Я наблюдал, как подъехавший Палыч, усатый дядька лет шестидесяти помог ей забраться в старенькие жигули, и старался изо всех сил, гнал понимание того, что происходит. Жигуленок газанул и влился в поток, унося Ее прочь.

Я медленно развернулся, на противоположной стороне тротуара казино гостеприимно распахнуло двери, завлекая народ красивыми огоньками. Зеркальное окно, серое равнодушное бельмо, отражало прохожих, автомобили, невесть откуда взявшегося тут кота, развалившегося у моих ног. Не отражало окно только меня. Я почти не удивился факту, а попытался представить свое лицо, вспомнить отражение в зеркале и не смог. Забыл.

Я закричал. Никто не обернулся, только кот зашипел, пяля в пустоту рыжие гляделки, подумал и задал стрекача подальше от непонятного. Я толкнул плечом прохожего, он чертыхнулся и прошел мимо.

Плохо помню, я, кажется, смеялся, а может, плакал, сидя на скамейке. Приступ ярости, непривычное чувство. Я рванулся к казино, расталкивая толпу, выворотил из асфальта чугунную урну и, чувствуя, как трещат сухожилия, саданул по ненавистному окну.

Помешательство кончилось, толком не начавшись. Словно опала пелена. Хрустя осколками, я подошел поближе к остаткам стекла, острыми клиньями торчащим из рамы, и усмехнулся отражению. Своему отражению.

***

Сержант, надевавший наручники, сильно озадачился от моего вопля.

- Ура! - завопил я.

- Ты чего, мужик? - спросил сержант, разворачивая меня к себе лицом. - Может, тебя сразу в дурку?

- Не надо в дурку, начальник. Давай на сутки, - ответил я, чувствуя, как губы растягивает в дурацкой улыбке.

Слуга закона сдвинул форменную кепку на затылок, почесал лоб и согласился:

- В обезьянник. Пусть начальство с тобой разбирается.

***

Не стал я рассказывать биографию лейтенанту, к концу допроса откровенно заскучавшему. А подписав протокол, попросил:

- Товарищ, лейтенант. Не могли бы вы помочь: разыскать владельца копейки с номером эс четыреста семьдесят пять бэ-ка. Отчество у него - Павлович... и девушка с ним. Глаза такие...

Винт
А, пожалуй, начнем так: 'Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?' (А вот и не скажу кто). 'Она уже исчезала на той стороне, когда он закричал изо всех сил: - Регина!.. Это случилось!.. Она оглянулась, он едва видел ее тоненький силуэт на фоне темных деревьев. Остановилась, помедлила, потом изо всех сил помчалась обратно. А он все держал руку на весу, вытянув далеко на улицу. Густая темно-вишневая кровь бежала по пальцам, капли срывались часто-часто, словно спешили перегнать друг друга, а он вытягивал руку как свое знамя, как победу над собой, как доказательство, что он - человек, а не тварь дрожащая, она уже видела его потрясенное и счастливое лицо, кровь на лбу, которую он счастливо не замечал, а из рассеченной ладони кровь все струилась и струилась... ...и совершенно не хотела останавливаться' (А вот и скажу - некто Ю. Никитин). Это финал, но вынужден огорчить, завязка также аутентична приведенному сюжету: защитная мимикрия, доходящая до абсурда и в итоге становящаяся не в радость. 'Абыдно, да?' - спрашивает червяк в кепке. Раздавим червяка. Единственно верные строки, как и единственно верные сюжеты, имеют право на независимое существование. И что характерно, движущей силой в них обычно являются эти у каждого свои, глубоко субъективные, но от того не менее необходимые, чистой красоты ангелы, толкающие героев на иррациональные поступки. Но - ах! Если бы они толкали под руку и авторов, в момент создания правильных и отточенных сюжетов! Внешне то они правильные, а внутри - высечены дождевыми слезами на исстрадавшейся материи души. С более-менее жизнеутверждающей идеей в итоге. Правильность их губит, правильность. Отсутствие иррациональности не в подтексте, а в самой структуре, слишком ровное и добротное описание - дневник. А дневники, как и письма, тоже удаются не каждому. Что ж, дневник ли, не дневник, но живые люди со своими проблемами, страхами и радостями, с неопределенностью и надеждой в рассказе имеются. Это радует. Немного их, в нынешнее время, живых людей.

Дата: 17/12/2005 19:53
Утренняя пустынная дорога. Завеса дождя, хаотичные картинки за окном, растворяющиеся в безжалостно-монотонном движении. Сдержанный гул мотора, робкие капли, мягким прикосновением ласкающие крышу авто. И я - один на один с этим великолепием одиночества.
Удар - это разлетелось мое лирическое настроение о банальный по своей грубости вопрос:
'Cобственно, кто это 'я'?' ... Совершенно определенно пока могу сказать только следующее - я еду. Хм, и: ничего о себе не знаю: не помню, кто я, откуда и куда, черт побери, направляюсь. Интересный факт, ничего не помня о себе, я узнаю все окружающие предметы и полностью осознаю свои действия, при этом, понимая, что так быть не должно. Нельзя знать и помнить все, кроме себя. Всякие психические расстройства, да и старческие, подразумевают некоторую неадекватность восприятия. Я же вроде ... хотя, откуда я знаю, что для меня нормально, а то нет.
Так, оглядимся. Машинка ... ну, в общем, не богат - это точно. Разваливающийся 'Нисан' пятнадцатилетней выдержки (о какие подробности). Смешно, но мне даже не пришло в голову взглянуть на себя в зеркало, что у нас тут. Нда ... небритый, потасканный, невзрачный мужик лет 35, знававший лучшие годы, но, впрочем, еще достаточно крепкий. Опрятный, одетый пусть в заношенную, но чистую джинсу. Руки холеные, видимо, не лопатой на жизнь зарабатываю.
Что еще? А, да, у каждого человека в этой стране должен быть паспорт. Вот и он, в правом кармане рубашки. Остановимся, посмотрим. Светлов Иван Петрович, 1967 года рождения (о! почти угадал). Женат!? И даже дети есть? Трое??!!! Жить становится интересней. Любопытно должно быть вновь знакомится со своей женой, после 10 лет совместной жизни. Чтобы бы ей такого сказать ... при встрече? Кстати, хороший способ продлить семейную идиллию:
Попробую напрячься. Нет, не помню: ни детей, ни жены. Ничего не помню, лица, события, краски, звуки их голосов ... все растворилось. Память - белый лист (приятно созерцать его первозданную чистоту), а может и к лучшему оно. Это же счастье - умение забывать, многие бы руку (или какой другой орган) отдали за такой подарок судьбы. Хотя с другой стороны может у меня таки все хорошо: и жена и дети, работа, друзья, увлечения ... хотя по внешнему виду и не скажешь, но внешность, как известно...
Приближается какой-то мутный город. Мой что ли? Точно, название совпадает с тем, что указано в документах. Значит, домой возвращаюсь. Странно, но никакого волнения, трепета не ощущаю - есть в этом что-то неправильное, пока, правда, не могу понять что. Руки привычно крутят руль в том направлении, что видимо, нужно. Мозг же работает параллельно, не отвлекаясь, почему-то зная, что руки справятся и без него, самостоятельно отыщут дорогу домой.
Попробую покопаться в себе, пока время есть. Ба ... какие симпатичные вещи. Приятный набор комплексов. Значит, я считаю себя неотразимым мусчиной, хм, вопреки, так сказать, очевидному. О: а это я о своем интеллекте. Хм ... а чего же бедный-то такой. Ах ... гордый, не хочешь никому ничего вылизывать, ню-ню. Нет, ей-богу - это надо записать, потом посмеюсь. И, оказывается, чувство юмора у меня есть, ну, тут-то хоть есть предмет для спора. Да, как же мы все-таки снисходительны к себе и безжалостны к другим, полезно взглянуть на себя, вот так, со стороны, хотя и неприлично подглядывать.
Ага, подъезжаю к дому. Панельная одноподъездная двеннадцатиэтажка, небось, с загаженным подъездом и расписным (во всех смыслах) лифтом. Выхожу, ставлю машину на сигналку. Ну, точно, как в той рекламе: 'а запах?'. Десятый этаж, 55 квартира. Волнуюсь, руки вспотели, как-то не по себе, отходняк начался. Ладно, беру себя в руки, звоню...
- Вань, ну наконец-то, мы уже волноваться начали - кинулась ко мне незнакомая чернявая женщина. Щедрая телом (все-таки троих родила и выкормила), но, черт возьми, она мне нравится. А я, однако, парень не промах, в молодости настоящая красавица была. Сердце радостно затрепыхалось, ну вот, хоть оно ее помнит. А разум, фиг с ним - нездоровый нарост на здоровом организме. Господи, да ведь я ее до сих пор люблю: бывает же так, тем временем она продолжала. - Как твоя поездка?
- Ты знаешь...
- Знаю, ты ничего не помнишь, ни меня, ни детей. Как всегда. - Ленка, так зовут мою жену, тяжело вздохнула, - но ничего мне не привыкать. Ты пока раздевайся, вот вешалка, вон там шкафчик для обуви. Он, кстати, уже давно разваливается, починил бы как-то, что ли:
- Да-да, конечно ...
- Угу, ты всегда так говоришь. Ну да ладно, осваивайся пока, а я пойду, чай поставлю.
Гурия моя удалилась. Я же принялся растерянно бродить по комнатам, хватаясь то за одну вещь, то за другую, прилежно стараясь воскресить в памяти события с ними связанные. Вот, например, ружье на стене висит ... неужели я охотник? Странно, не похоже, характер вроде не тот. Или фотографии детей. Симпатичные, с умными мордочками, но я даже не помню, как их зовут. Сзади тихо подошла жена, обняв и уткнувшись носом в плече, прошептала:
- Ничего страшного, все вспомнишь, чай не в первый раз.
- Слушай, а не могла бы ты рассказать ... поподробнее, что творится, неужели склероз, вроде рано, - обернувшись, сказал я.
- Хорошо, но после, - мы уже целовались. Да, какая женщина ...
Через час, боль и радость которого описать мне не дано, немного придя в себя, я продолжил расспросы.
- Все-таки, что со мной?
- Все началось, лет пять назад, ты увлекся всякой восточной хренотенью, попав к некоему Сергею Ивановичу, ты его еще 'мастером' называешь.
- А че это ты так пренебрежительно? - слегка напрягся я.
- Странный он. Много горя нам принес, хотя, впрочем, и радости тоже, в общем, не могу я к нему относиться спокойно, - гибко поднявшись с постели, моя Венера прошла обнаженной через всю комнату и упрятала себя в халатик. - Понимаешь, он очень сильно изменил тебя. Я не уверена, что такая власть над другим человеком может быть чем-либо оправдана.
- А поподробнее? - Нет, не могу оторвать взгляда от этой женщины.
- Чем Вы там занимаетесь, я не знаю, ты не слишком - то посвящаешь меня во все это. Но могу сказать, что вижу я, - на минуту Ленка задумалась, - ты пришел к нему, когда был уже на грани. Можно сказать нам повезло. Ты начал пить, тебя выперли с работы, да и нас с тобой уже практически не было. Я подала на развод. - Она подошла к окну, отвернувшись, продолжила. - Сергей вновь собрал тебя, дал цель в жизни, в общем, сделал человека.
- Как? - Мне оставалось только тупо хлопать глазами, такого, признаться, я не ожидал.
- Это трудно объяснить. Ты стал более собранным, целеустремленным, что ли, не знаю. И у нас с тобой все изменилось. Ты стал обращать внимание на меня, Ваня. Мне ведь немного надо ...- всхлипнула Ленка (ну я и сволочь все-таки), она вновь оказалась у меня в объятиях. - Ладно, извини - это наболевшее, бабье.
- Прости, Ленок. - Беспомощно пролепетал я.
- Все в прошлом, просто до сих пор тяжело вспоминать это время. В общем, ты изменился и, пожалуй к лучшему. Но, за все приходиться платить. Ты заплатил за спасенье веселым нравом. Я ведь вышла за тебя замуж, очарованная твоим феерическим характером, - улыбнулась она, - ты был неистощим на розыгрыши, шутки, стихи писал и какие, любил шумные компании, застолья - они-то, кстати, тебя и сгубили. Теперь с тобой не очень весело, но спокойно и я: все равно безумно люблю тебя ... до сих пор.
- Ладно, - предательский комок подкатил к горлу, - картинка, начинает прорисовываться, но я так и не понял, что с моей памятью.
- А вот это, я и не могу простить твоему мастеру. Понимаешь - этот кретин, решил, что тебе периодически стоит терять себя. Мол - это полезная практика, каждый раз ты будешь, в процессе вспоминания узнавать о себе что-то новое, полезное, ну и так далее ...
- Жестко, - усмехнулся я, - а если я себя, хм, не найду, что тогда будет? И, кстати, как он это делает?
- Да не : вспомнишь, всегда вспоминаешь. Он едет с тобой на машине куда-то за город, там вводит тебя в транс и оставляет один на один с собой. Потом, когда ты возвращаешься, я ему звоню. Он приходит и выводит тебя из этого состояния, но я всегда места себе не нахожу, вдруг что случится.- Звонок в дверь, - одевайся, это он, как всегда вовремя: страшный человек.
Я быстро оделся, вышел в коридор. Передо мной стоял ничем не примечательный мужчина средних лет, одетый в затрапезный плащик. В смешной вязанной кепочке, этакий типаж работника НИИ. Он усмехнулся, словно прочитал мои мысли:
- Конечно, прочитал, у тебя все время такое забавное лицо, когда меня в первый раз видишь, как будто Христа ожидаешь, надо пораспрашивать жену твою, что она такого про меня рассказывает. Ну как, было в этот раз, что-нибудь интересное, - обернулся он к Ленке - что-нибудь успел рассказать ваш супруг. - Жена покраснела, - а понятно, у вас еще не было времени поговорить. - Понимающе усмехнулся этот хмырь.
- Может, мы начнем процедуру, - сухо предложил я.
- Да не кипятись, сейчас все будет. - Голос его изменился. - Подойди ко мне, - услышал я, как бы, издалека. Дальше ничего не помню. Очнулся, так сказать в здравом уме и, что важнее, в твердой памяти. Учитель сидел на кухни вместе с женой, неторопливо потягивая чаек.
- Оклемался, ну, рассказывай...

Винт
Ага, еще один гипноз. Умные мысли, они видимо, приходят в несколько светлых голов одновременно, заметна типология, но десять раз по сто грамм все же будет килограмм. (Запомнить бы, хоть так, в виде шумелки, чтобы не ошибиться - не литр, не литр!). Значит, текст. Коробят меня занозы текста! Ну вот коробят! Я, когда читаю про жизнь, хочу видеть перед глазами именно жизнь, а не жизнь страны эльфов. 'Руки холеные, видимо, не лопатой на жизнь зарабатываю' А если экскаватором, а не лопатой? Какие руки бывают? Ах, ну да, это обобщение, не понял. Понял теперь. Лопата. Посмеялся. А вот это: 'Светлов Иван Петрович, 1967 года рождения', это тоже обобщение? Давно ли автор открывал паспорт? Там обычно стоит такое: Светлов Иван Петрович, 08.07.1967. И вот это 08.07. куда пропадает. Вот только год своего появления на свет необходимо знать любезному Ивану Петровичу, именины он не отмечает по принципиальным соображениям. 'Приближается какой-то мутный город' Неопохмеленный, видимо. 'Точно, название совпадает с тем, что указано в документах' Каких же? И почему точно? И где видно название города, что оно совпадает с указанным в документах? Говорить будем, или в молчанку играть? Нет, не в молчанку. В свою игру. В своей колее, так, как угодно автору, а не здравому смыслу. 'А я, однако, парень не промах, в молодости настоящая красавица была' А вот это - вот это просто блеск. Это уже уровень мастерства, джентльмены! Одним предложением обозначить операцию по перемене пола, проведенную в юности - мое почтение. Дальше читать не мог долго. Отдыхал. Потом снова отдыхал, когда представил себе симпатичные фотографии с умными мордочками, да еще и с именами. После чего начал думать над моралью. А типология, однако. Если начали ни с чего, то ничем следует и закончить. Повторение - мать, мать, мать... 'К чему?' 'А просто так!' 'Патамушта!'. Главное, что персонаж, как и рассказ, имеет место быть.

Дата: 13/12/2005 16:05
Наверное, это все же не рассказ, а скорее монолог. И читать его нужно с ужимками а-ля Жванецкий.
По крайней мере, писалось это именно так. :)))
Но так как ничего более внятного у меня на эту тему не написывается, то пусть будет!

--------------------------------------------------------------------------------
Шизофрения, что и было сказано. (с)

Вот бывает так - живешь, живешь... Вроде все нормально... А потом - бац! И усе... И чего-то надо. И хооочется...

Спросишь себя этак по-честному - оно тебе надо?
Мозг по-честному отвечает - Не надо! Нафиг-нафиг!
А все остальные части организма начинают хором скандировать - НА-ДО! НА-ДО! НА-ДО!
Спрашивается - а зачем?
- А хоооочется....
Хочется-хочется... А перехочется.
А не хочется, чтоб перехотелось.
И где логика то?
А нету... Одни желания, логически незамотивированные.
И что делать? Что делать, что делать... Хотеть! Благо это пока еще не вредно.
А мозг, вражина такая, все зудит - ну зачеееем тебе это нааадо, ну зачееем?...
- А хоооочется....
- А нафигаааа?...
Нудный какой. Нет бы изыскивал методы реализации желаемого! Так фигу... Он лучше подоказывает, что мне этого и не надо вовсе... Да, знаю я, что не надо! Очень даже хорошо знаю. Но хочется то все равно! И что теперь - терпеть что ли? Терпеть, почему-то, не хочется...
- Вот! - кричит мозг, - уже не хочется, поняла, что тебе этого и не надо вовсе хотеть!
- Ээээ! Терпеть, что хочется, мне не хочется, а не хочется терпеть, нехотя того, что хочется.
- Сама то поняла, что сказала? - радуется мозг, - Ща еще немного и тебе уже вообще ничего не захочется.
- Захочется-захочется! Оно мне надо!....
- НА-ДО! НА-ДО! НА-ДО! - подключаются со своим скандированием прочие части организма.
- НЕ НАДО!!! - горестно вопиёт мозг, - проблем же будет... Не оберешься! А мне их решать...
- Проблемы беру на себя, - торжественно обещает задница. И улыбается... Вот ей же самой чувствую - улыбааается....
- Ага, щаззз, ты, значить, будешь проблемы брать на себя, накопишь их туеву хучу, а МНЕ их потом РЕШАТЬ????!!!
- Так хочется же... - тупит задница, - а вдруг твои проблемы потом сами как-нибудь рассосутся?
- Это НАШИ проблемы! И они - не рассосутся!!! - рявкает мозг, и норовит отключиться, что б не слышать дружного хора частей организма - НА-ДО! НА-ДО! НА-ДО!
Отключиться не удается и тут на него снисходит - А ведь и не получится ни чего!
- Как??? Хочется же!
- А так! Перехочется! От нас тут вообще ничего не зависит!
- Как это не зависит? Ведь хооочется же... Ну не может же быть так, чтоб от нас ничего не зависело...
- Не, ну зависит, конечно...
- Ну и!!!
- Но не от нас...
- Уууу... (разочарованно) Хочется же.... Ну мозг, ну ты же умный... Ну придумай чего-нить...
- Не буду... - набивает себе цену мозг, - я знаю, что от этого, чего вам всем так хочется, мне только головная боль достанется. И прочие моральные травмы. Обойдетесь...
Вот так то. Обойдетесь.
И сиди себе страдай от неудовлетворенности. Сам себе злобный Буратино.
А ведь хооочется...
Бог мой, как же хочется....

Винт
Хм. Предуведомление. Не люблю предуведомления. Шампанское следует заедать клубникой. А я хочу огурцом! При в ходе в кинотеатр надлежит снимать головной убор. Нет, я понимаю, что кинотеатр тоже храм, но не да такой же степени. Если вам что-то предлагают, вначале нужно отказаться. Разбежались - щелкунчики вымерли как класс. Нет, не поймите превратно, я не до такой степени хам и бездарность, чтобы на вопрос 'не хотите ли Вы...' сразу же орать: 'Конечно хочу!' Просто не люблю предуведомления. В литературе - особенно. Ну нет у меня ужимок Жванецкого. А ля. Тра-ля-ля. C′est la vie. Что ж мне теперь, и не читать? И вообще, что он так разорался, этот мозг? У него нервных окончаний нет, вот пусть и не психует. А то, понимаешь, нервные клетки он чужие тратит, а сам еще против всего организма выступает. Без мозга весь организм худо-бедно проживет (и живут многие!), а вот мозг без всего организма - вряд ли. Сепаратист выискался. Надо быть умнее и действовать методом паровозика: проглотить стакан кока-колы, мозг обманется, а туда в это время рюмку водку - рраз! И в других случаях тоже. Мозг, конечно, шишка большая, но не самая важная. Еще душа есть. Это что же получится, если мы станет душой пренебрегать в угоду мозгу? Это получится пляска святого Витта, что мы и наблюдаем в рассказе. А оно нам надо?

Дата: 19/12/2005 02:21
Мы вышли из парадного и свежий воздух пахнул в лицо. На газоне повсюду лежат корки слежавшегося серого снега, словно островки в море месива уставшей от смены заморозков на оттепель и обратно земли. Тротуары же и проезжая часть напоминают своим беспорядочно- гротескным видом мрачную картину в стиле абстрактного экспрессионизма и сюрреалистического дадаизма, выродившихся в карикатурный урбанизм. Мда, середина зимы...
Впервые за долгий период, небо почти идеально чистое, каким его редко можно увидеть в это время года. А те из облаков, что все же затесались в обширном пространстве радужного небосклона, имеют неуверенный бледно-розоватый оттенок созревающего за горизонтом рассвета, оглашающего на всю округу начало нового дня. И последние, самые строптивые звезды и краюха луны с каждой минутой становятся все прозрачнее, постепенно растворяясь в светлеющем потолке Земли. Мы с отцом пересекаем двор, проходя наискосок через детскую площадку, и молча продолжаем путь. У меня в сумке, лежат рабочие плотные варежки, топор и лопата с коротким череном. У отца на плече тоже сумка, но большего размера...Прохожие не обращают на нас ни малейшего внимания, спеша на шумные трамваи-троллейбусы с беспристрастно-озабоченными планированием предстоящего дня лицами. Под ногами хрустят комья смерзшейся земли - одно из напоминаний о чуть морозной ночи. Ледяная корка луж с треском выплевывает из-под себя коричневую тягучую массу.
Весело поют птицы в предвкушении ясного дня. Как и увидеть солнце, их щебетание редко можно услышать в этот период природного цикла. Несколько воробьев неугомонно порхают около балкона, где какой-то мальчуган крошит булку в деревянный цветочный ящик, из которого соломой торчат сухие стебли неизвестных растений. Прозрачное утро... Радостное чириканье птиц... Чистый морозный воздух, в своей недолговечности подчеркивающий свою невинность... Все лучшие творения природы собрались воедино, чтобы воспеть экзальтированную осанну непрерывному празднику жизни. Почти все...
По дороге пронесся заляпанный жидкой грязью грузовик, отрыгивая в атмосферу выхлопы 76-го бензина и выплевывая из-под колес однородную серую субстанцию. За ним протянулся, резко отпечатанный в беззащитном сизом налете инея, упорядоченный след протектора. Но вот мы сворачиваем и идем вдоль забора взрослой больницы. Слева, справа и за ней простирается пустырь, заросший камышом, редкими деревьями неизвестного вида и кустарником. Лихим топографам и составителям карт хватает юмора год от года называть данную унылую территорию Полежаевским парком. За больницей же пустырь рассекает одна из местных достопримечательностей - аллея Славы. Скользкая узкая тропинка петляет в хаосе - созданном некогда безразличными экскаваторами и бульдозерами - вдоль забора, то чуть поднимаясь, то несколько уходя вниз. Навстречу прошел собачник, с опаской поглядев на нас и ношу в руках. Он поспешил, скорее для показухи, конечно, придержать за ошейник своего ротвейлера.
Вот больничный забор и кончился. Прямо рядом с тропинкой, пересекающей узкий ручеек, расстелился небольшой пруд, зимой всегда превращающийся в каток, на котором ежедневно можно встретить хоккеистов. Сейчас это нечто среднее между прудом и катком, а вернее говоря, ни то, ни другое.
Осторожно ступая, боясь поскользнуться на крутом спуске к ручейку, я неудачно выбрал место для следующего шага и встал в область, особенно прохудившегося льда. Нога провалилась по голень под неуверенный в следующем часе лед, и наружу выплеснулся коктейль из мутной воды, гнилой тины и мелких осколков льда. Ботинок немного промок, но это ничего... Это ерунда... Вытащив ногу, я по сухой траве, правее тропинки, поднимаюсь из низины, отец следом, и мы идем дальше.
Вот она, незыблемая аллея Славы. Стройные упорядоченные березы по обеим сторонам дороги, гранитные мемориалы через определенные промежутки с почти стертыми, ничего не говорящими буквами позолоты. Здесь нет доверчивых, почти домашних воробьев с голубями, озабоченных деловых прохожих и вездесущих автомобилей. И я начинаю, вдруг, чувствовать, будто попал в совершенно иной мир. Мир отшельничества редкой живности, отрешенности голых кустарников и сухих камышей; мир безмолвного одиночества, прерываемого лишь резким карканьем ворон - единственных полноправных здешних обитателей - и далекими зовущими, завораживающими криками чаек; мир практически нетронутой, но и никому не нужной в таком виде природы... Я останавливаюсь посреди аллеи и, дождавшись немного отставшего отца, спрашиваю срывающимся, будто забыв как правильно говорить, голосом:
- Ну, куда теперь?
- Где-нибудь здесь, далеко заходить не будем.
Тогда, сойдя с аллеи и пройдя шагов двадцать по бездорожью, мы останавливаемся около невзрачного дерева беспорядочно раскидывающего в разные стороны руки-ветви. В нескольких местах неподалеку довольно глубокие ямы, наполненные водой, щедро предоставленной стаявшим снегом. На земле повсюду валяются сухие листья, трава, стебли камыша, мелкие ветки.
- Здесь,- отец указал в точку, находящуюся на примерно одинаковом расстоянии от углублений в почве и, неспеша сняв сумку с плеча, плавно поставил ее. Я натянул перчатки из своей сумки, затем вытащил лопату и, в последний раз осмотревшись по сторонам, с силой вогнал ее в землю.
Сперва, по сути, шла не земля, а набор безжизненных стеблей и гниющих корней. Только сантиметров через двадцать началась сама земля. Почва не такая смерзшаяся, какой, наверное, должна быть в середине января, и поэтому копать не так сложно. Рядом начала расти куча, а я, сняв первый слой площадью в квадратный метр, принялся копать вглубь. Из кармана выпала шапка, и отец, подняв ее, убрал к себе. Иногда слышится лязг, и лопата не идет глубже. Это камни. Я осторожно обкапываю и вынимаю их на поверхность. Иногда приходится с размаху рубить корни скрипящего, должно быть от боли, соседа. Земля осыпается со стенок медленно растущей ямы, что нагнетает ощущение безысходности и бесполезности выполняемых действий. На лбу проступил пот, стало жарко, и я расстегнул куртку. Мыслей нет. Есть лишь пласты слежавшейся земли, которые нужно одолеть. Вогнал лопату, наклонил, поднял, высыпал землю. Вогнал лопату, наклонил, поднял... В какой-то момент отец сменил меня. Я передал лопату и вылез из ямы. Ботинки замазаны глинистой почвой, штаны перепачканы. Не замечавшийся прежде, изо рта активно вырывается пар, будто поддерживая бунт легких против свежего сакрального запаха сырой земли. Вытирая пот со лба, я смотрю на панораму, открывающуюся с высоты моего положения: на верхушки деревьев, рассеянных по склону, поверх серых голых кустов, через мрачный нелюдимый Дудерговский канал, оставляя за собой невнятную линию Петергофского шоссе, последующую полосу газона, где взгляд, в конце концов, упирается в шеренгу жилых домов. Примерно в километре, отсюда они как на ладони лежат передо мной. На поверхности верхних окон начало сверкать, отражаясь, солнце, которое само еще не видно отсюда, и лишь предвещает свое появление, окрашивая в золотистый оттенок кусочки неба, проглядывающие через плотную стену кустарника и ветвей деревьев. Пожизненно пошлые дома-корабли в невинном лучистом утреннем свете будто омолодились...
И в этот момент внутри что-то глухо стукнуло и нахлынули... нет, не мысли, а... как бы безмолвные ощущения, выстраивающиеся в некое торжественное монолитное чувство всеохватывающего просветления, единения со всем сущим, озарения, не имеющего выражения в словах. Солнце стремительно, этаж за этажом, заливает панельные пятнадцатиэтажки, неуклонно перемещаясь вниз и словно заявляя о своей несравненной силе и непреходящем могуществе. Небо прогнало остатки сумерек и приняло твердый голубой цвет, будто подтверждая слухи о сотрудничестве с солнцем и создавая для него удобную обстановку.
Я сменяю отца и, опустившись в уже довольно глубокую яму, принимаюсь выгребать оттуда разрыхленную землю. Начала появляться вода, и я, лишь немного разровняв стены ямы, вылез из нее. Мы подошли к сумке отца и, расстегнув молнию, сели перед ней на корточки. Отец отогнул красное покрывало, и мы просто молча посидели. Уши, так и оставшиеся стоять торчком, застывший навсегда оскал сточенных зубов, чуть приоткрытые остекленевшие глаза... Почти двенадцать лет... Я ощутил, как по щеке поползла слеза.
- Еще теплый,- вымолвил отец, сунув руку под покрывало. И еще немного помолчав, добавил: - Ладно, давай.
Мы берем покрывало с двух сторон за края и несем к яме. Двенадцать лет... Перед глазами вспыхивают навсегда отпечатавшиеся моменты Его жизни. Я ждал Его смерти, ведь Он был болен, но она все равно оказалась внезапной: Мы кладем тело на дно ямы, и отец, тщательно укрыв тело покрывалом, бросает горсть земли и отходит в сторону. Я тоже бросаю горсть, и отец приближается с лопатой. Я ретируюсь, и он принимается сгребать землю в яму.

Я смотрю вдаль, снова на дома. Они уже, большей частью, залиты неумолимым солнечным светом, неотступно стремящимся пронизать стены до последней молекулы. Я так и вижу, как он проникает в каждую щель стареющих построек, просвечивая насквозь многочисленные слои пыли, замысловатые переплетения паутины, лечит прогреванием простуженные сырые стены, оживляет скучные настенные граффити. А венцом этой идиллии, будто насмехаясь над безмерной урбанистической глупостью человека, будто с добродушной улыбкой прощая несмышленого, вследствие своей наивной неопытности, ребенка и угощая его сладким гостинцем в знак примирения, представляется многогранный безмерный Золотой Океан, разлившийся по стеклам, щедро отдающий неосязаемо- бесконечную частичку себя каждому человеку, живущему за каком-либо из этих окон...
В этих домах... В этих Золотых Окнах сейчас просыпаются люди. Они привычно потягиваются, зевая, идут в туалет, затем, вздыхая, направляются в ванну. Жуя неизменный кусок яичницы, они заглядывают в новый день этого мира через окно экрана телевизора. Они умудряются жевать и одновременно что-то подпевать надрывающимся динамикам. Только открывая дверь квартиры, они уже видят перед глазами свой офис, цех или аудиторию, ничего не замечая по пути. Они бегут по своим делам, боясь все время куда-то опоздать, они несутся, сломя головы по обледенелым, но заботливо присыпанным песком для этого тротуарам, раздраженно щурясь от яркого света, спеша к своим жалюзи, кондиционерам и обогревателям. Потом они также спешат домой, боясь упустить даже несколько минут из своего свободного от работы времени. Они знают, от чего это время свободно, но даже не задумываются, для чего; зачем оно им, это свободное время... Они боятся чего-либо нового, чего-либо непонятного, чего-либо необыкновенного в том, что они именуют жизнью. Они до самого конца жаждут перманентного покоя, полного бездействия, мечтая о скорой обеспеченной старости, чтобы иметь возможность застыть совершенно, и для этого они всю жизнь готовы лягушкой барахтаться в океане молока, слепо веря, что когда-нибудь оно превратится в сплошное масло и станет гарантией их Вечного Счастья. Земного счастья. Потому что они не верят в Смерть, они не знают о ее существовании, они уверенны, что это касается только лишь кого-то другого, а они тут совершенно не при чем. Они до самого конца будут говорить о чем-то постороннем со смертельно больным, избегая смотреть ему в глаза, боясь получить очередной намек на то, что их не минет чаша сия. Они до самой смерти верят в Жизнь Вечную, ища, создавая себе для этого невнятно- неопровержимые доказательства. В мире категорий и четко установленных понятий они просто не могут думать о Смерти, потому что, зная ее, так жить им было бы совершенно невозможно. И они спят, убаюкано посапывая и чавкая, регистрируя в памяти обрывочные видения, напоминающие заезженную пленку, зацикленную на бесконечное проигрывание, в сумрачных пыльных комнатах с плотно задернутыми шторами... лишь иногда ворочаясь во сне, когда не случайно и неизбежно каждый из них сталкивается со Смертью. Когда умирает близкий, это считается горем. У них перехватывает дыхание, сосет под ложечкой, сводит зубы, когда Она подходит предельно близко. Но они не могут поверить в Небытие. А когда видят Ее тень на пальцах своих ног, поднимающуюся все выше, они пытаются закрыть глаза, отвернуться, отпрянуть, лишенные возможности избежать ее. И лишь чувствуя Ее поцелуй на своих губах, они о чем-то, может быть, догадываются и, увидев Золото Солнца в последние мгновения, навечно закрывают глаза, так и не успев сказать что-то важное, самое главное тем, кто остается после них...
Отец разровнял получившийся непольшой холмик. Он воткнул в рыхлую почву прямой обломок ветки и еще один положил на землю поперек. Мы немного постояли, сложили все вещи в одну сумку и отправились назад. Небо подернулось белой дымкой. С каждой минутой она становилась все более плотной.
- Погода портится,- констатировал я.
- Да, сегодня обещали пасмурную с осадками,- ответил отец. Дальше мы шли молча. Мы возвращались обратно. Обратно, в мир Золотых Окон с плотно задернутыми шторами.

Винт
Классики литературы были правы, везти куда-либо прах скучно и противно. Причем не только на родину праха. У меня любые похороны ассоциируются в первую очередь с кучей досадных хлопот и наваливающихся проблем. Причем проблем сугубо технического свойства - как, что, куда, где, с помощью чего? Отвратительное состояние души. В этом смысле, процесс автором описан правильно. Нормальный производственный процесс, невеселый естественным образом. Но вот оформление... Все эти лирические вставки, подмасленные патетикой... Плюс литературные красивости, о которых хочется скандировать: про-ще! про-ще! 'свежий воздух пахнул в лицо' Что он сделал, пахнул? И весь потом выпахнулся? Остался один несвежий? Ох... 'в стиле абстрактного экспрессионизма и сюрреалистического дадаизма, выродившихся в карикатурный урбанизм' Не многовато ли 'измов' на предложение? Причем гибрид экспрессионизма и урбанизма я даже затрудняюсь себе представить. Харизму капитализма могу, призму феминизма тоже, а урбанизм как дитя экспрессионизма, ну никак. И так далее. Ну, например: 'я натянул перчатки из своей сумки' А пошить перчатки из, допустим, холстины, а не сумки, не судьба? 'изо рта активно вырывается пар', 'прохудившегося льда', 'сакрального (!) запаха сырой земли' Про-ще! Про-ще! Я только недавно понял, что есть уровень творчества, который невозможно критиковать, потому как до уровня критики, даже самой злобной, он просто недотягивает. Ну, примерно, как утверждение о том, что Баба-Яга живет в шкафу, ибо под кроватью она не поместится. Приведенные фразы также не хочется комментировать. Прохудившийся лед, прости Господи... Это штаны бывают прохудившиеся, а не лед! Больше всего раздражает то, что весь этот прохудившийся лед заполняет собой нормальную тему, с живыми персонажами, разумными мыслями и чувствами. Придумать, что ли, решето какое, для отсева прохудившегося льда из вменяемых текстов? Впрочем, в этом, наверное, и состоит горький хлеб редактора. О концовке. Не надо! Не надо про небытие и золотые окна, особенно с вывертами заглавных букв немецкой орфографии. 'Отец разровнял получившийся небольшой холмик' - хорошо, а 'Золото Солнца в последние мгновения' - плохо. По многим причинам. Красоту смерти описывать дано не каждому, да и нету там никакой красоты и таинственности, да и не воспринимается вся эта сомнительная возвышенность в синтезе с обычной ситуацией. Может я излишне прямолинеен, но про день Ивана Денисовича я в свободное время почитаю, а эпизод про умирающего Андрея Болконского - нет. И Лелюша смотреть не буду. Тарантино буду, а Лелюша - нет. Дело в том, что каждый в душе считает себя Лелюшем, а вот хороших Тарантин днем с огнем, хотя ничего сверхсложного он не делает. А все почему? Всем хочется сразу в Лелюши, а в Тарантины не хочется. А я трех Лелюшей на одного Тарантину не глядя махну. В общем, что тут говорить - проще, короче.

Дата: 13/12/2005 23:00
Солнечный луч, пробившись сквозь прореху в крыше, безуспешно пытается разогнать полумрак конюшни. Мои пальцы, нервно подрагивая, скользят по шее Янычара. Мягкая щетина послушно укладывается ровными рядами.
- Сволочи, - шепчу я. - Какие же они сволочи. Бедный, что с тобой сделали.
Огромные конские глаза осуждающе смотрят на меня. От этого взгляда меня охватывает чувство вины. Я человек. Молодой, полный дикой животной мощи, он был мне другом. Два года: два года от рождения до сегодняшнего дня мы вместе. Я помогал ему делать первые шаги, был рядом, когда болезнь, нелепая и жестокая, пыталась разлучить нас.
И вот теперь, когда до желанной цели остается несколько шагов, я сижу возле лежащего животного. Нет, он не умирает, хотя я думаю, что уж лучше бы так, сразу.
- Твари, какие они все твари, - продолжаю шептать я.
Лицо упирается в кулаки, сжатые в бессильной злобе. Мир словно мутная пленка. Соленые капли разбиваются об пол мелкими брызгами.
Янычар был символом неиссякаемой природной силы. Быстрый и ловкий он неизменно вызывал восторг и восхищение у всякого, кто хоть раз видел его стремительный бег.
А сейчас он лежит с переломанными ногами. Он не чувствует боли, так сказал ветеринар, делавший укол обезболивающего. Напрасная трата дорогого лекарства, говорят его глаза. Но мне нужны эти несколько минут.
- Прости, - шепчу я. Конское ухо поворачивается, ловя мои слова. И я продолжаю, словно в бреду, с трудом сдерживая подступающие рыдания. - Ты должен был выдержать, должен.
Он держался, он долго держался. Покорное человеческой руке железо разрывало губы, хитро придуманная упряжь, причиняла невыносимую, парализующую боль. В дополнение, хлыст, зажатый крепкой рукой, ловко наносил удары по наиболее уязвимым местам. Цель - сломать, подчинить себе, заставить выполнять команды, не раздумывая, на уровне рефлексов. Но он же не железный.
Такое случается, не выдержав сильнейшего мышечного напряжения, кости ломаются. Лошадь будет жить, но кому она нужна. Калека.
Человек удивительное существо, пытаясь доказать свое превосходство, мы не останавливаемся ни перед чем. Погрузившись в себя, мы обнаруживаем то, о чем и не подозревали. Из глубин проступает такое, о чем лучше никому не знать.
- Но ты же сильный, ты должен был выдержать, - как заклинание повторяю сквозь прорвавшиеся рыдания.
Пальцы скользят по морде, гладят, успокаивают. Крупные конские ноздри ловят последние глотки воздуха. Я не могу спасти, но избавить его от страданий в моих силах.
- Прощай, друг. - Говорю я и киваю стоящему неподалеку ветеринару.

После темного стойла, свет бьет в глаза, оглушая.
- Сынок, ты молодец, - говорит отец и по совместительству тренер. - Ты все сделал правильно. Это был бесперспективный вариант, я сразу тебе говорил. Пойдем, я уже выбрал для тебя нового скакуна. Если не загонишь как Янычара, станешь с ним чемпионом.
- Да отец, я буду чемпионом, - твердо отвечаю я. Надеюсь, никто не узнает о том, что вырвалось из глубин моей души минуту назад. - Показывай, где он.
- Вот он, его зовут Зевс.
- Ну что ж, отец, на вид он будет посильнее Янычара, проверим.
И смахнув остатки слез, я снова повторяю про себя, как заклинание: я буду чемпионом, буду. Чего бы мне это ни стоило!

Винт
'Солнечный луч, пробившись сквозь прореху в крыше, безуспешно пытается разогнать полумрак конюшни'. Явно завышенный уровень претензий к окружающей действительности. Ну, вот когда, скажите мне, когда от луча требовалось, чтобы он разгонял полумрак?! Объяснить что ли, ту немудреную истину из раздела, допустим, социальной психологии, что если луч разгонит полумрак и осветит собой окружающее пространство, не станет луча как такового? Объяснить ли? Объяснил. Едем дальше. 'Мягкая щетина'. Где автор умудрился увидеть мягкую щетину, только диву даюсь. В зеркале, разве что? Открываем Большой Энциклопедический словарь, читаем: 'щетина - жесткий упругий волосяной покров из утолщенных остевых волос у некоторых животных, напр. у свиней и барсуков'. Открываем Новый словарь русского языка, читаем также: 'Жесткий упругий покров из утолщенных волос некоторых животных'. Открываем словарь Ушакова: 'Жесткая упругая шерсть у некоторых животных'. Наконец, Толковый словарь живого великорусского языка, ко всему прочему, пояснение: 'Щетина разбирается наперед на хребтовую и боковую, потом по цветам: на белую, бронзовую, серую и черную; затем, все сорта по росту, на 10-12 разборов, но главные: окатка (длин. хребтов.), средняя и короткая, хребтовая, и это первые сорта; вторые: долгая (боковая), сухая и короткая тонкая: или: окатка, высокая, межеумок и короткая; боковая зовется долгая, сухая, высокая, короткая и очески. Сушная щетина, боковая; выдержка или очески, отделяемая при сортировке в низший разбор; полухвостка равна сушной'. Сколько всякого интересного о щетине! И не слова о щетине мягкой. Вероятно, с леской из мягкой щетины, при помощи прямого крючка хорошо ловить мохнатую рыбу в сухой воде снежным летом. А шерсть на шее лошади называется грива. Если не целиком - то конский волос. '- Сволочи, - шепчу я. - Какие же они сволочи' Разумеется. ОНИ сволочи. Это все ОНИ сделали. Претензий к НИМ накопилось у каждого во множестве. Я вот, например, никогда ИМ не прощу, что в фильме про Робина Гуда песни Высоцкого заменили некой музыкальной благоглупостью. Суки позорные. Свиноморды. ИМ давно уже пора реальный кидок предъявлять или предъяву кидать, кому как нравится, но в данном случае, неужели тоже... ОНИ? Значит, что касается сюжета в целом... Как я не люблю остросоциальную литературу! Как же я ее не люблю! Вот это самое на злобу дня, с суконной моралью, с картонной назидательностью. Меня в нежном возрасте, классе во втором, кажется, родители заставили прочесть 'Детство' Максим Максимыча. Сколько слез было тогда пролито! Я то хотел читать Фенимора Купера! Единственным аргументом к вопросу, зачем мне это надо, было что-то вроде - это про жизнь и про настоящее. Ну прочитал. И ничегошеньки оттуда не вынес, кроме осознания, что да, Горький - круто, вследствие чего и гнул потом пальцы перед одноклассниками. Вот с тех пор и не люблю я литературу, написанную под влиянием раблезианского Великого Поста. Еще и потому не люблю, что подозреваю, что вся она, несмотря на преобладание суконно-картонной основы, написана с тем же самым желанием, что и остальная литература - подрубить бабла и засветиться. Но помимо этих понятных и разумных целей, авторы суконно-картонного направления стремятся в меру сил своих застыдить читателя и раскрутить его на слезу раскаянья. Стремление это, вообще то называется ханжество. Вот и не люблю. Нечестно как-то. Причем есть классический пример шпильки в адрес злободневной литературы. А вот он, на загладку. 'У поэта умерла жена... Он ее любил сильнее гонорара! Скорбь его была безумна и страшна- Но поэт не умер от удара. После похорон пришел домой - до дна Весь охвачен новым впечатленьем- И спеша родил стихотворенье: 'у поэта умерла жена'. (Саша Черный). Это еще и к тому, что не надо каждое увиденное явление примерять на себя. Может получиться натянуто и кривовато.

Дата: 02/12/2005 11:50
Облезлые ветки деревьев нервно стучатся в окно. Ветер заунывно воет. Лед на речке окончательно встал, и дед Тихон с утра ушел рыбачить. Заядлый рыбак, каждый день вылавливает по несколько килограмм. Не поленится выйти к речке даже в буран или ураган.
Мелкие, противные крупинки снега валятся на землю. Во дворе сугробы по пояс. К калитке ведет дорожка, на которой не разойдутся два человека. С утра навалило полметра снега, дверь не открывалась, пришлось вылезать через окно.
Проснулся, и не помню, как меня зовут. Ничего не помню, кроме того, что дед Тихон рыбачит каждый день. А кто такой дед Тихон? Кто я? Где я? Что здесь делаю?
У печи тепло, наверное, вчера топил. На столе стоит банка кофе. Название прочитать не могу, вижу буквы, а что они означают, не помню. В сенях стоит огромная фляга, в ней нашел воду. Холодная, аж зубы ломит. Зачерпнул ковшом воды - на кружку хватит, и поставил на электрическую плиту.
Я обшарил весь дом, из техники только плита. А где холодильник? Телевизор? Да, хотя бы радио?
'Дед Тихон - вот радио', - сверкнула мысль.
И в голове голос деда Тихона произнес:
- Телевизор не покупай, здесь ни один канал не ловит. Лучше эклектрическую плиту. На ней едьбу готовить удобно. Я вот, купил года три назад, теперь печью пользуюся токма для прогреву дома. Вода закипела. Я заварил кофе, сделал глоток и поморщился.
- Разве это кофе: - сказал вслух. - Помои.
И еще одно воспоминание всплыло из глубин памяти:
'Ольга готовила вкусный кофе'
'Врешь!!! - задребезжал в голове противный скрипучий голос. - Она тебя отравила, забрала все деньги и смылась с любовником' Раздался стук в дверь. Я не успел встать, как входная дверь скрипнула, по сеням прогремели тяжелые сапоги, и в комнату вошел незнакомец.
- Ну что, Андрей, готов? - спросил незнакомец.
Прошел в центр комнаты, снял шапку-ушанку. На толстой голове ни одного волоса. Он бросил шапку на стол, расстегнул фуфайку и сел на скамью напротив меня. Огромное пузо, видимо, уже не первый год мешает ему видеть свои ноги.
- Ты кто?
Незнакомец улыбнулся.
- Опять все забыл? Михаил я, твой друг. Мы ж с пеленок знакомы.
- С пеленок?
- Ну да, в садик вместе ходили, в школу. А потом ты пошел в Суворовское училище, а я поступил в Юридическую академию.
- А потом? - я никак не мог вспомнить про свою жизнь.
- А потом началась война. Я только перешел на второй курс, как пришло сообщение от твой матери. Сказала, что ты ушел добровольцем. Бросил училище и уехал воевать.
- Миша, расскажи про меня все, что знаешь.
Миша ухмыльнулся, почесал рукой гладко выбритый подбородок.
- Ну, нет, друг. Слишком долго. Лучше я тебя загипнотизирую.
Он достал из кармана огромную монету и стал вертеть в руке, ловко перемещая между пальцами то на ладонь, то на тыльную сторону.
- Кто такая Ольга? - спросил я, не отрывая взгляд от монеты.
Миша остановил руку, сжал монету в огромной лапе.
- Забудь про эту суку.
- Она была моей женой? И что-то сделала.
- Попыталась тебя убить и сбежала с лейтенантом, прихватив все деньги.
- Что это за деревня?
- Не-и-клот.
- Странное название.
- Ага. Не отвлекайся.
Миша завертел монету в руках, но опять остановился.
- Орел или решка? - спросил он. - Если орел, тут же уходим из деревни, куда глаза глядят. Если решка, остаемся здесь.
- А если ребром?
Михаил задумался.
- Тогда, как ты предлагал. Вернемся к месту военных действий.
- Мы сбежали?
- Нет, тебя подстрелили. На лбу шрам остался.
Я прикоснулся ко лбу. Действительно, точно посередине впадина, недавно заросла кожей. Миша подбросил монету в воздух. Та повертелась в воздухе и упала на стол, закружившись в бешенном танце.
- Ты лежал в госпитале, а я за тобой приглядывал.
- Зачем за мной приглядывать?
- Ты очень ценный кадр. Иногда теряешь сознание, и в беспамятстве можешь рассказать, где сейчас противник, сколько у него оружия и людей, ты знаешь всю ценную информацию. К тому же, каждое утро теряешь память. Только мой гипноз помогает вспомнить. Монета остановилась посередине стола на ребре, качнулась в сторону, обратно, и покатилась обратно к Мише. Он взял монету, поднял руку на уровень моих глаз. Серебряный круг запрыгал между пальцами:

Мозг разрывается на куски. С каждым ударом сердца молот обрушивается на жалкое содержимое черепной коробки. Черт побери, что за жизнь, когда каждый день для тебя первый. Каждый божий день знакомишься с друзьями, многие из которых знают тебя всю жизнь.
Молодец Мишка, отличный человек. Только благодаря ему и его гипнозу ощущаю себя полноценным человеком. Но эти ужасные боли, что, если в один прекрасный момент мозг не выдержит такого напора и разорвется на части. А все к этому и идет.
- Эх, Мишка, ты не представляешь себе, как я устал от своего, как ты называешь, дара. Побыстрее разделаться с этими фашистами, и тогда можно будет умирать. Это же не дар, а удар по моей бедной голове. Мишка вздрогнул.
- Что за чушь ты несешь? Не рано ли собрался помирать. Ты еще всех нас переживешь. А фашистов мы уничтожим, как в сорок пятом.

Мишка был прав. Я пережил генерала. Хотя тот был на сорок лет меня старше, жил до ста с лишним. Фашистов опять победили. И опять в сорок пятом, но уже сто лет спустя. Время - колесо. После войны мы с генералом стали хорошими друзьями. В день его похорон, как всегда, проснулся с утра и ничего не мог вспомнить. Мишка загипнотизировал. На душе стало херово. Друзья погибают, а я их не помню. В тот день хотел напиться до беспамятства, но генерал не пил. В честь него тоже не стал пить, пересилил себя.
Сегодня прошло ровно десять лет после смерти генерала. Самый худший день в моей жизни. Мишка с утра загипнотизировал и ушел за продуктами. А через три часа приехали из милиции и отвезли в морг на опознание. На столе, укрытый белой простыней лежал он. Ему было семьдесят лет.
Мой век тоже подходит к концу, по крайней мере, век сознательной жизни. Что будет дальше, известно лишь одному богу. Завтра проснусь и ничего не вспомню. Лишь этот рассказ будет напоминать о том, что я когда-то ЖИЛ.

Винт
Напоминает позднего Лазарчука, и могло бы претендовать на еще один кусочек 'Опоздавших к лету', если бы (Ах, это если бы! форма вежливого отказа, ставшая посылом куда следует, в контексте. Великое и пустое - если бы). Если бы не небрежность автора к сюжетным линиям - не все понятно только потому, что так написано. Если бы не плавающие времена. Если бы не предложения, достойные диктанта для седьмого класса муниципальной школы. Да вот, с самого начала: 'Облезлые ветки деревьев нервно стучатся в окно. Ветер заунывно воет. Лед на речке окончательно встал, и дед Тихон с утра ушел рыбачить. Заядлый рыбак, каждый день вылавливает по несколько килограмм'. Если бы не наигранность в диалогах и излишняя патетика. Если бы не количество условностей, вроде и имеющих право на существование, но строить повествование на одних условностях - чересчур. Многовато 'если бы' для одного, относительно небольшого рассказа. Зато дает посыл куда следует - в будущее. Для дальнейшего улучшения творчества. В этом случая, у всякого рода критиков будет меньше поводов использовать колесо по вторичному назначению, то есть для колесования.

Дата: 19/12/2005 12:37
Иван долго мялся у двери. Но вот накинуто пальто, взят зонт, сделан первый шаг за порог. Все, теперь уже не вернуться. Уже давно Иван взял за правило не возвращаться, если куда-то пошел, как не отказываться от того, что начал. Чтобы хоть как-то развеяться, он направился не на остановку, а в парк. Неся над собой черный купол зонта, он думал над предстоявшей встречей. Из раздумий вывела сигарета, обжегшая пальцы. Мгновение и огонек вспыхнул на другой. Мысли всколыхнулись и заработали с нужной скоростью. Что говорил Сергей про эту женщину? Ах да... Экстрасенс!.. Очередной бред! Погружение в сущность, самоанализ изнутри. Ага, самоанализ... Неужели в современном мире еще живут шарлатаны, которые под вуалью магии пользуются страхом и интересом людей. Древние инстинкты. Но сейчас другое время. Молодежь нынче любит шутить 'раньше во всем винили дьявола, а теперь фотошоп'!.. Видать и теперь еще верят в дьявола и бога. Какая разница? Вышел из дома - иди! А чего поворачивать назад? Начал - доделай, а не беги, поджав хвост. Иван немного поругал себя, что не обдумал все до конца раньше и не принял единственно правильное решение - остаться дома. Еще пятнадцать минут и две сигареты, и он вошел во двор нужного дома. Дождь кончился, и прятавшаяся живность понемногу выползала на улицы. Двор не удивил. Все как всегда, как в России... Запорожец с побитыми стеклами пугливо прижался к углу дома. На крыше важно сидел огромный плешивый кот. Видно, что это хозяин двора. Вырванные клоки шерсти, разорванные уши, обкусанный хвост... Но этот взгляд: Иван представил человека с таким взглядом, сильным, надменным, почему-то захотелось отвернуться. Кот недовольно покосился на пришельца, вроде тот не собирался трогать его кошек, и снова отвернулся в сторону молодого соперника, что ходил у границы его владений.
Иван выудил из кармана записку с адресом, сверился. Через две минуты он стоял у квартиры. Резкий звонок раздраженно рявкнул от легкого нажатия. Дверь открыла привлекательная, еще не растерявшая шарма женщина.
- Здравствуйте, я звонил вам вчера, меня Иван зовут.
- Да-да, заходите.
Она подождала пока гость снимет пальто, и провела в комнату. Иван удивился. Вместо ожидаемых лампад, свечей, да хрустальных шаров с лягушачьими лапами его встретила уютная комната, обставленная нехитро, но со вкусом. Исключительно по-женски. Пока женщина прикрывала шторы, Иван старался рассмотреть хоть что-то, что могло бы указать на мужчину в доме, но так и не нашел. Исключительно женская квартира. Иван не мог понять как такая женщина и одна?! Не дурна внешне, гостеприимна... Стоп! Иван поймал себя на том, что расположился к хозяйке дома, исключительно по пустым домыслам. Может она редкостная стерва, от которой мужики бегут как от огня. Может она просто монстр в юбке... Он встретился с ней взглядом и сразу же про себя выругался. Она просто не может быть такой, ведь эти глаза, этот блеск...
- Что же вы стоите? Присаживайтесь! - она мило улыбнулась, и Иван почему-то почувствовал себя неловко.
Он стоит как мальчишка, мнется... Собравшись, он спокойно сел на диван. Хозяйка села в кресло напротив.
- Я помню мне про вас рассказывала Елена. Вы хотели бы...
- Простите, - Иван позволил себе перебить ее, - я немного...
- Сомневаетесь? - словно в отместку перебила она, - ваше право, но позвольте мне рассказать то, что знаете только вы?
Иван стушевался. Никогда он не встречал таких сильных женщин. Странная сила, власть шла от нее. Может она одна только из-за этого? Что не каждый мужчина выдержит такую силу?! А с чего он решил, что она одна? То, что в квартире не чувствуется мужчина? Хм: потом проверю!..
- Меня зовут Марина, и я знаю, что вы много курите, - Иван хмыкнул, это знают все его друзья и знакомые, - и что у вас скоро будет рак! Иван вздрогнул. Что она себе позволяет? Черт, да откуда ей знать? Шарлатанка!
- Не стоит на меня злиться. Я просто вижу, что ваши легкие полны грязи. Зато цирроз печени вам не грозит, и у вас здоровые почки... Еще бы. Иван не пил. Пиво и то по праздникам, вино - максимум, что себе позволял, а уж водка... проще пулю в лоб.
- Закройте глаза!
Иван отнесся к этому с сарказмом, но перечить не стал.
- Он слушал ее голос, но слов разобрать не мог, словно говорили на незнакомом языке. Перед глазами темнота сменилась розовым мерцанием. Затем Иван почувствовал, что он падает. Вдруг падение сменилось полетом. Иван открыл глаза, но вместо комнаты увидел огромное сердце. Гигант неспешно качал тысячи литров крови с каждым ударом. Сквозь странно прозрачные стенки сосудов с сумасшедшей скоростью текла кровь. Странное ощущение ликования охватило разум. Внимание привлекло темное пятно на сердце. Иван подлетел ближе. Несколько дряблых мышечных волокон еще работали, но обещали в скором времени отказать. Иван вспомнил, что такое бывает. Потом пятно разрастается и... инфаркт. Едва он подумал о легких, как вокруг потемнело. Тугой, душащий, дерущий грудь запах накрыл как волна цунами.
Иван с ужасом видел, как эта черная масса тянется к нему, словно спрут пытается обхватить, раздавить: Он вспомнил, как убивает анаконда. При каждом выдохе жертвы смертоносные кольца сжимаются сильнее, пока в легких не останется воздуха. Черное щупальце почти оттянулось до Ивана. Он метнулся в сторону. Вдруг мелькнула мысль:
- Душа, а есть ли у человека душа?
По глазам хлестнуло золотом.

- Ты это я? - Иван смотрел на фигуру стоящую перед ним, - Я умер и ты ангел?
Мерцающий золотистым огнем человек слабо улыбнулся.
- Я твое отражение, светлая сторона: - золотистый Иван развел руки, словно пытался обнять все мерцающее пространство вокруг.
- Но: - Иван немного поежился, - есть и темные стороны.
- О да, конечно, есть и темная сторона, - он поморщился, - часто нам приходится воевать.
- Война света и тьмы:
- Нет, война тебя и тебя. Но исход боя всегда зависит от тебя. Мы лишь часть тебя, всегда последнее слово говоришь ТЫ!..
Иван растерялся. Всегда представлялось, что всему виной темная сторона души. Что только она толкает человека к неправильным, темным поступкам.
- Нет: ты третий. Наши силы равны и исход всегда за третьей стороной.
- Да что ты плетешь? - Иван обернулся, казалось он ослеп. Невероятный густой мрак источал странный холод! - ведь темнота притягательнее, что она проще, понятнее, а что можешь предложить ты?
Из темноты выступила едва заметная тень. Именно тень. Иван не мог объяснить как это может случится, но тень имела объем.
- Что, не нравлюсь? - Иван сразу же окрестил стороны души Светом и Тенью, - только ко мне ты прислушиваешься чаще. Посмотри где ты стоишь!
Иван глянул под ноги. Серая полоса разделяла мир тьмы и света. Одной ногой Иван стоял во тьме. Казалось, что черная дымка тонкими щупальцами пытается подняться по ноге, обвить, затянуть, но этот проклятый свет:
Он попытался сделать шаг к Свету, но ноги не слушались.
- Будь честен, мир покажется:
- Замолчи, разве не из-за твоего све-та - Тень словно выплюнула это слово, - он лишился жены?
Тень внимательно посмотрела на Ивана.
- Когда твоя жена гуляла, ты же засматривался на жену бывшего друга. Разлад в их семье был тебе на руку, но почему ты терпел? Почему не отбил ее? Ах да: доброта!.. Ты всегда поступал так, как хотел, чтобы поступали с тобой. Но разве кто-нибудь поступил так? Бывший друг сначала отбил твою девушку, убил в аварии. Да, именно убил, сел пьяным за руль. А что дальше? А дальше увел твою жену. Доброта, она обернулась тебе гадким одиночеством!.. - Тень победно посмотрела на Свет, - хочешь, я покажу тебе альтернативу судьбы? То, что могло быть поступи ты иначе.
Перед глазами Ивана вспыхнула картинка. Светлый дом, две дочери, любимая: Как же она похорошела!.. Когда была с Володей ходила серой, запуганной мышкой, а теперь она королева, домашнее солнышко, греющее душу.
Иван задумался. Моет на самом деле Тень права?
Он не заметил, как щупальца темноты сильнее окутали ногу, потянули, и вот он уже одной ногой во тьме.
- А ты знаешь, что с остальными случилось? - Свет подошел ближе, - Владимир стал пить. Меняет работу как перчатки, друзей потерял, уважение коллег на нуле. А твоя жена? Сейчас она счастлива, а что было бы поступи ты иначе?
Перед глазами снова вспыхнула картина непрожитой жизни. Пьющий Володька, всегда опрятная квартира превратилась в притон алкашей, скотный двор, где людской скот меняет чашу жизни на стакан, уже не приносящий радость. Увидел жену. Некогда красивая, с нежной коже дама стала старухой с опухшим от синяков и вечного попоища лицом. Рядом с Володей, с завистью и злобой смотрит на счастливую семью Ивана. Свет уже стоя вплотную, как и Тень. Снова Иван стоял посреди серой полосы.

Вдруг за руку схватила Тень, в тот же момент за другую руку потянул Свет. Жар и холод окутали тело, разум. Щеки ожгло:
Иван Борисович: вы как? Очнитесь, о небеса, да как же вас так угораздило.
Марина отчаянно била Иван по щекам. Еще ни разу у нее так не проваливались в транс. И выводить оказалось еще труднее чем казалось сначала. Бледный Иван задыхался, кричал и через мгновение отключился. Через пол часа Марининых усилий Иван слабо простонал, глаза открылись с трудом, словно под весом пудовых гирь.
Он пришел в себя только на улице. Сигарета немного вернула к жизни. Иван удивился, что не мог вспомнить, как вышел из квартиры, да вообще от момента пробуждения до первой затяжки сигареты. Наверняка она пыталась его оставить пока не придет в себя, наверняка он отказался, только вспомнить бы как?!
Через минуту мысли повернули в нормальное русло, течение набрало скорость, прибавилось жизни:
Иван все размышлял об увиденном. Почему-то пережитое не удивило, словно он давно готовился к такой встрече. Свет и Тень. Казалось до сих пор по телу пробегают волны тепла и холода.
Война души: Да, именно так, другого объяснения он придумать не мог. Вдруг он осознал - если Свет перетягивает на свою сторону, то появляется угрызение совести, сожаление о содеянном, если же побеждает Тень, рождается алчность, зависть, все, что толкает человека к бедам. Иван шел по вечерним улицам города, где он родился, вырос, стал тем, кто есть. Уже не было мыслей о душе, только зажатая в руке сигарета. Пройдя два квартала он держал ее в руке. Курение, может оно тоже от Тени? Привычным движением нащупал в кармане зажигалку. Да и черт бы с ним: Иван с сочувствием смотрел, как упала в лужицу сигарета, как она беспомощно намокла, превратилась в набухшее бревно. Следом упала зажигалка. Спохватившись, он поднял все из лужи и бросил в урну. Как там в песне поется - 'дьявол обитает в мелочах'?
Недалеко от дома он купил пакетик семечек. Немного подумав, Иван обрадовал бабульку купив весь мешок. Бросать курить, значит готовиться основательно. Еще упаковку жвачки, говорят, помогает, и можно идти домой.
Чашка крепкого кофе с коньяком: Что-то бормочущий телевизор: И сон!.. И снилось Ивану, что он бежит по серой полосе, боясь принять решение. Добродетели в жестоком мире пропадут, на сторону Тени страшно, остается только бежать по серой полосе и надеяться, что завтрашний день принесет попутный ветер и сквозь хмурые осенние облака пробьется лучик солнца. Вдруг мелькнула мысль, Иван мгновенно проснулся. Два варианта судьбы, но, может, есть третий? Не Свет ни Тень не показали третьего пути, но Иван точно знал что он есть и даже смутно подозревал какой.
Посмотрел на часы - пол седьмого!..
- Марина? Здравствуйте, это Иван вас беспокоит: Да нет, все в порядке, я вот подумал не могли бы вы со мной сегодня поужинать?.. А завтра?.. Отлично, в семь? Конечно, я зайду за вами! И вам всего хорошего. Этой ночью Ивану снились двое мальчишек и теплые женские объятья. И пусть он снова на серой полосе, но она лучше, чем одна из крайностей Света и Тени.

Винт
Да, не признать нельзя, по сравнению с путешествием Ярослава - это явный прорыв. Тем не менее, многие эпизоды порадовали. 'Мысли всколыхнулись' У него не медуза в голове, нет? 'Ага, самоанализ... Неужели в современном мире еще живут шарлатаны, которые под вуалью магии' Ну, вообще то, Фрейд, введший в обращение термин самоанализа, хоть и был масоном, однако под 'вуалью магии' не прятался. 'пользуются страхом и интересом людей' Вот лучше бы, не заглядываясь на шарлатанов, автор русским языком правильно пользовался, а не пользовал его во все отглагольные формы в месте имения. 'думал над предстоявшей встречей' из этой же серии. И многое еще. Аналогия с подстрочником иностранного текста напрашивается - 'Май нейм Данила. Фром Москоу'. 'Невероятный густой мрак источал странный холод' Что кого источало, простите? 'ведь темнота притягательнее, что она проще, понятнее' Ну и почему это она проще и понятнее? Непросто то как. Непонятно. 'Дверь открыла привлекательная, еще не растерявшая шарма женщина' Позиция явного женоненавистника: шарма она не растеряла еще, но ничего-ничего, время работает на нас! 'с сумасшедшей скоростью текла кровь' Респект! Это довольно сложно, соединить в предложении изначально противоположные вещи: течь с сумасшедшей скоростью. Но я тоже попробую. Ну, например: черепаха пронеслась мимо меня, едва передвигая лапы. 'Из темноты выступила едва заметная тень. Именно тень' Неужели? Ну, спасибо за уточнение. А то с первого раза я не поверил было. 'Иван не мог объяснить как это может случится, но тень имела объем' Да, это тоже непросто объяснить, как поверхность может иметь объем. Тут, пожалуй, и Лобачвский стушуется. Дело в том, что совокупность поверхностей называется фигурой. И довольна сложна для восприятия фраза типа: объемная группа бумажных листов. Эта объемная группа в русском языке называется пачкой. 'притон алкашей, скотный двор, где людской скот меняет чашу жизни на стакан, уже не приносящий радость' Столько влитой в одно предложение неконкретизированной ненависти я давно уже не встречал. Слова то какие... Людской скот... А какой скот: крупный, мелкий, рогатый, парнокопытный, домашний? Или просто людской? Чашу жизни на стакан. А может в стакан больше жизни влезает, откуда мы знаем? Ох уж мне эти лозунги...Этот мне пропагандизм... Эти мне сказочники... А, ладно. 'попоища' А вот это слово порадовало. Пожалуй, запишу. А то все пьянки да пьянки, надо хоть одно попоище устроить. 'Бледный Иван задыхался, кричал и через мгновение отключился' Как-то недолго он кричал и задыхался, если отключился через мгновение. Небось, только разочек только и задохнулся. 'Марина отчаянно била Ивана по щекам' 'Через полчаса Марининых усилий Иван слабо простонал' Да, тут трудно спорить, действительно сильная тетка. И упорная. Я бы минут через десять уже утомился - по щеках хлестать, начал бы бить по почкам. А эта ничего - полчаса как на раз. И результат на лице. 'мысли повернули в нормальное русло, течение набрало скорость' Я ошибался. Какая медуза? У него там целый водопровод в мозгах. 'Спохватившись, он поднял все из лужи и бросил в урну' И много ли было в луже 'всего'? 'Иван обрадовал бабульку, купив весь мешок' Только то? Брал бы тогда насыпной вагон, что там - мешок. 'Марина не могли бы вы со мной сегодня поужинать?.. А завтра?.. Отлично, в семь? Конечно, я зайду за вами! И вам всего хорошего' Хар-роший развод, господа! Водевильный! Всего делов - отлично в семь. Конечно буду! 'теплые женские объятья' Видимо за отсутствием практического опыта я плохо представляю себе визуально теплые объятья, но это, наверное, уже мои проблемы. Короче ясно. От вульгарного протестантизма автор переметнулся в сторону манихейства с поправкой на де Карта, фамилию которого в русской транскрипции, почему принято писать слитно. Удачное решение. Ничтоже сумнящеся, все наработки в этом направлении с третьего века от Рождества Христова включительно, можно свести до уровня Света и Объемной Тени, посредством которых повещать читателю о Принципах (добра там, зла, соотношения морали и права, преимущества темного пива перед светлым, неважно). Третий путь, н-ну... Мы пойдем не таким путем. Главное что? Соотношение темного и светлого пива, вы думаете? Отнюдь. Главное - повещать. Проблема в том только, что не зная основ тео и фило-софий, изобретая очередной велосипед посредством мешка семечек, получается это довольно убого. Противно соглашаться с Экклесиастом на предмет того, что нет ничего нового под Солнцем. И неоновые вывески, показывающие эмоции героев, все эти странные силы, власти и ощущения ликования, о которых нужно обязательно читателя уведомить, не забыв уточнить, что они странные, скуке не препятствуют. Ну, да ладно. Поработав над пунктуацией, спряжениями и временами, вполне можно запускать творение в журнал с мелованными страницами, там любят печатать рассказы с ненапряжной моралью и счастливым концом. И даже гонорар, рублей этак двести, выплатят. Вот только повещать, к сожалению, не удастся. Вещать чужие истины, причем давно и успешно забытые - занятие неблагодарное как минимум. Тем более - в мелованных журналах.

Дата: 06/12/2005 14:33
Случилось это с одной моей знакомой по имени Леночка. Девушка она была довольно симпатичная, но в свои 32 года до сих пор жила в общаге, подрабатывая шитьем на заказ. Освоив компьютер, она прыгнула мне на шею, дико визжа от восторга, расцеловала и тут же залезла в Интернет знакомиться с товарищами американцами. Решив, что Россия в ее лице точно ничего не потеряет (я ведь по натуре истинный патриот!), я подключила ей аську, и умчалась по своим делам.

Как мне удалось понять из длинных путаных рассказов, ее идеалом был мужчина с приятной внешностью, американец, умный, богатый, честный, с большим домом, большим м.п.о.ч., машиной, дачей и таким характером, чтобы она спокойно могла им вертеть. Вся ее жизнь походила на аттракцион, сидя на котором, она умудрялась активно махать флагом с надписью 'Хочу замуж'.

Однажды, в ее жизни случился один единственный миг прозрения. Лена как обычно путалась под ногами, пытаясь выяснить, идет ли ей собственноручно сшитая юбка в клетку, к гетрам в полоску и ободранной гипюровой блузочке. Услышав мой ответ 'Нет', она обиженно повернулась и попыталась уйти, вместо этого врезавшись лбом в дверной косяк.

***

В отключившемся от стандартных глупостей мозге, всплыл маленький и далеко запрятанный угол сознания. Он напоминал маленького испуганного ребенка, которого слишком долго держали в темном чулане. И вот случился миг, когда дверь сама открылась. Вот он, большой огромный мир, подумал малыш, с трудом встав на ножки, и уверенно подтянул тяжелый памперс.

Мир, окружающий его, был очень странным. Перед ним находилась комната, заваленная вещами и колготками, с высоким зеркальным потолком и огромным количеством туалетных столиков, с косметикой и бутафорскими драгоценностями. Путаясь в вещах, дитешка добрел до двери, и, пихнув ее ладошкой, попал в длинный коридор, выполненный в рыцарском стиле.

Рыцари там естественно тоже были, в виде пустых доспехов, аккуратно расставленных в проемах. Их начищенные латы красиво блестели, отражая тусклый свет. Но, увы, все впечатление портили большие фотографии, приклеенные к стенам скотчем. На них была изображена бесконечная череда мужских лиц: веселых, грустных, серьезных. Когда-то их дороги пересекались с Леночкиным коридором, оставляя только следы на стенах, а, иногда, она получала номера телефонов или подарок. Пол и здесь не отличался чистотой, но в этот раз малыш хорошо развлекся, топча ножками бумажки с листиками из гороскопа, стихами и старыми открытками с сердечками.

В конце коридора был еще один точно такой же, потом еще и еще. Это начало уже сильно раздражать малыша, но тут он увидел розовую дверь, украшенную белыми розами. В этот раз комната была пустой, почти пустой.

В центре огромного зала стоял красивый манекен с точеными формами, совсем не похожий на Леночкину фигуру, а на него было надето потрясающее белое платье.
Вау! - подумал малыш. Если я заберусь под юбку, там получится отличная палатка. Это действительно оказалось забавным занятием, до тех пор, пока манекен не упал. Голова была приделана плохо, и отлетела, с бешенным грохотом покатившись в угол комнаты. Испугавшись, дитенок живо выскочил в другую комнату, решив не испытывать судьбу.

К его облегчению, за дверью не было рыцарей и фотографий. Следующий коридор оказался пустым и пыльным, лишь кое-где валялись старые книжки. Физика, седьмой класс, - с трудом разобрал малыш, на одной из обложек и непонимающе пожав плечами побрел дальше. Покидать этот, единственный приглянувшийся ему коридор не хотелось, но уже пора было найти тихий уголок, отдохнуть и перекусить. Судя по окружающим запахам, вероятность найти тут кухню равнялась почти нулю, но вот слабый запах клубники потянул его к себе.

Потянув позолоченную ручку на себя, он осторожно вошел в очередную большую залу.
Тут было довольно темно, и лишь центральная часть комнаты освещалась тонкими свечами. Когда глаза привыкли к темноте, малыш удивленно огляделся. Многие вещи были ему непонятны, кроме, пожалуй, большой кровати в центре, укрытой красным шелком, красиво мерцающим в свете свечей. На нем черной полоской выделялись чулки и кружевные трусики, а запах клубники настойчиво исходил от кусочка резины, лежащего рядом.

Ему стало неуютно здесь, и, не найдя других дверей он тихонечко вышел, грустно прикрыв за собой дверь. На душе почему-то стало тоскливо, и окружающий его мир, хотя и продолжал быть ярким, был совсем не мил колотящемуся в груди сердцу.

Вернувшись в свою каморку, дитенок притащил туда с трудом найденный молоток и гвозди и заколотил дверь изнутри. Только после этого ощутив внутренний покой, он повернулся на бок и заснул.

А Лена очнулась.

Винт
Пропустив вступительное пояснение, к которому так и хочется прибавить 'как будто', сразу вопрос: 'В отключившемся от стандартных глупостей мозге, всплыл маленький и далеко запрятанный угол сознания' нет, вопрос не на предмет того, что же подразумевает автор под глупостями нестандартными, и даже не о том, как и куда можно запрятать угол, а так сказать, об эффекте присутствия. Вот все это дальнейшее действие оно разворачивается, так сказать, от третьего лица, в пересказе того самого 'я' в начальном кусочке. Но откуда же 'я' обо всем этом узнала? Был ли ей поведан 'миг прозрения' самой героиней в дальнейшем, присутствовала ли она незримо при развитии сюжета, или же весь рассказ - своего рода притча с глубоко зашифрованным подтекстом? Вот уж последнее - вряд ли. Однако выдвинуть версию не мешает. И чьими глазами, и за счет чего мы смотрим на передвижения угла сознания по всей остальной комнате головного мозга, так и остается непонятным. 'В конце коридора был еще один точно такой же, потом еще и еще' Вот это верно подмечено. Количество коридоров, как и ейных хахалей, можно продолжать до бесконечности - сюжет от этого ни потеряет, ни выиграет. Да и разницы между коридорами никакой абсолютно. В чем же заключался миг прозрения так и остается загадкой - неужели в самом факте передвижения по комнатам? Вообще, из количества усердно перечисленных предметов: кружевные трусики, листочки с телефонами, манекен в платье, мужские портреты, бутафорские драгоценности, учебник физики - можно состряпать незатейливую загадку - какой предмет лишний? Ландау, правда, в свое время уже проехался по этому поводу: 'Женщина-физик то же самое, что морская свинка - не имеет ни малейшего отношения ни к свинье, ни к морю'. На самом деле, очень трудно искать моменты прозрения в местах, где эти моменты отсутствуют по определению. Тут нет большой беды: укроп на березе растет только в анекдоте про Мичурина, но все-таки давайте искать в комнатах с бальными платьями и бутафорскими драгоценностями, что-нибудь более подходящее - историю трагической ревности, например.

Дата: 08/12/2005 10:27
Кто? Кто я? Где? Ах, да, вот она я, одна из многих, как и множество других имен всяких человеческих... Еду на работу. А куда еще? В неизвестный день. В смысле - пока ничего о нем неизвестно. Украдкой глазею по сторонам - люди, люди, люди.. Дядь, хватит читать газету, подними глаза, поговори со мной! Нет, уткнулся. Навсегда. Как будто в этой газете кто его судьбу прописал! Скольжу взглядом по лицам - нет, напрасно, улыбок не видно. Вот как: как будто и нет никого рядом вовсе в этой массе. Нахмуренные лица. Сдвинутые привычно брови. Настороженные опасливые взгляды. Вот они, эти человеки, встали сегодня, зевнули, потянулись, подумали поди о хорошем с утра.. И наверное, им 'доброго утра' пожелали. И каждый о чем-то мечтает, думает, чего-то хочет, планирует, огорчается.. Живем-то одним и тем же! Все! А как далеки, словно с другой планеты. И глушим себя в наушниках, утыкаемся в книжки, отворачиваемся, замираем, засыпаем - только бы никто ничего!! И никому! И никогда! Подумалось о том, что все закупорены до такой степени, что нет необходимости в собственной даже мало-мальской защите.

Винт
Так... Сейчас-сейчас... Концентрируемся. Черт! На работу. На эту долбанную работу! С утра! Опять! Маршрутки забиты. Как надоело то все. Опять ковырять эти бумажки, опять катать бессмысленные телеги - да кому это все надо? Автобусы забиты. И воблы нет. Ой, вобла это из другой оперы, ну да ладно. Ну что? Ну что ты на меня уставилась? Ну чего тебе от мой души с утра надо? Тут во рту, кошки, эти чистоплотные животные ночевали, в голове всемирный слет тяжелоатлетов, а еще ты чего-то хочешь! Ну чего? Что тебе, улыбнуться что ли? С самого утра? Что ты ждешь, что я сейчас 'Камаринского' спляшу? Какие ко мне то претензии, я не понял? Уже вопросительные знаки кончаются, а ты все смотришь! Ну ладно, ладно, улыбаюсь, стало тебе светлей, маленькая улитка? Чего? Деньги у меня за проезд, что еще? А я что, на двух креслах сижу, что мне два билетика? У меня тоже сдачи нет. И обязательно было пять минут на меня пялиться? Нет, не на следующей. Что-то еще... Что-то еще на подкорке... Ах да, 'кто похвалит меня лучше всех, тому я дам вкусную конфету'. Спасибо, я и так сладкий.

Дата: 17/12/2005 11:30
Иван Иваныч возращался с работы, и хотя мастерская была расположена, очень даже не близко от дома, шел он как обычно, пешком. Как назло, к концу дня опять разболелась голова.
- Наверное, погода будет меняться, вроде бы последние три дня ничего не отмечали - ставил себе диагноз Иван Иваныч. Настроение враз испортилось, а еще этот заказ срочный, на все выходные.
-Ох-хо-хо, - мысли потекли в страдательном направлении. Но постепенно, минут через сорок ходьбы, Иван Иваныч подобрался к обдумыванию возможных решений, накопившихся житейских проблем, уже заворачивая на свою улицу.
-Привет, Иван.
-Здоров, Иваныч. Как дела? - Приветствовали соседи и знакомые. Иван Иваныч отвлекся на ответы, и такие же приветствия им.
-Чего это ты неважно выглядишь?- поинтересовалась одна из соседок.
-Да голова разболелась, баб-Маш, к погоде наверное, - ответил Иван Иваныч приостанавливаясь.
-И невеселый такой, : - посочувствовала другая.
-Ты б сходил к Петровне. Может помогла бы чем, - предолжила первая.
-Какой Петровне? - удивился Иван Иваныч.
-Которая по двадцать пятому номеру живет, - объяснила женщина.
-Так она ж ведьма. - Дошло до Ивана Ивановича.
-Ведьма, не ведьма, а народ вон, видишь, ходит к ней. А ты рядом живешь, и не лечишься, - наперебой советовали соседки.
-Сходи. Сейчас и зайди. Может боль головную снимет. Иди.
-А почему бы и нет. - Заразился их решительным настроем Иван Иваныч, звоня в калитку двадцать пятого дома. Открыла хозяйка.
-Здравствуйте - несколько запинаясь, начал Иван Иваныч. - Я сосед, с сорок седьмого дома, в общем-то шел мимо:
-И чего? - перебила Петровна.
-Голова болит, соседки посоветовали зайти.
-Проходи, собака привязана, - устало пригласила ведьма, пропуская Ивана Иваныча вперед и запирая за ним калитку.
-Сильно болит-то, - уже в гостиной, заведя в дом и усадив в кресло, - спросила Петровна.
-Да достало,- жаловался Иван Иваныч.
-Как зовут?
-Иван.
-Хорошо Иван. Позвони, что ли домой, предупреди.
-Я уже позвонил.
-Ну ладно. Давай так. Есть у меня способ. Ты пьешь таблетку:
-Наркота, что ли? - дернулся Иван Иваныч.
-Сам ты наркота, не перебивай. Таблетка нужна, что бы ты мог совершить путешествие.
-Какое путешествие? - не унимался Иван Иваныч. - Ну, точно наркота.
-Не наркота, а снадобье, - объяснила ведьма, - новые технологии понимаешь.
-Угу, понимаю, - хохотнул Иван Иваныч.
-Так вот. При помощи снадобья, ты совершаешь путешествие в себя, и после рассказываешь мне, что ты там увидел. Это поможет в лечении твоей болезни. Но есть одно условие.
У Ивана Иваныча вдруг прошла головная боль.
- В себя это как? Прямо вот так вот в себя, в организм что ли?
- Ну, знаешь, у кого как, - сварливо ответила ведьма, - а у тебя дальше организма и не получится.
-А условие какое? - поинтересовался Иван Иваныч.
-Условие такое : в тайную комнату не ходить. - Четко и серьезно произнесла Петровна.
-Какую комнату, почему не ходить? - растерялся Иван Иваныч.
-Тайную. Не ходить и все. - Наставительно повторила она.
Иван Иваныч попытался что-то подумать, но все перебил разом азарт- заводила.
- В себя так в себя. Давай свои таблетки, - сказал он. Через пятнадцать минут Иван Иваныч мирно спал в кресле. Петровна же усевшись в соседнем, принялась вязать внуку носки.
Среди ночи разбудил протяжный гудок и упрямый голос:
- Вставайте гражданин, вставайте, Вам на выход.
В полусне, натягивая куртку и обуваясь Иван Иванович стал выдвигаться к выходу. Под ногами мерно покачивало, и от этого еще больше хотелось обратно, в люлю. Ткнулся носом в сползшую с верхней полки чью-то конечность.
-Плацкарт, обретая ориентацию в пространстве - сделал вывод Иван Иваныч. Смурная проводница отворяла двери вагона. Иван Иванович застыл в тамбуре.
-Чего встал-то, приехали, не задерживай. Задерживать было не кого, и Иван Иваныч послушно выполз на перрон.
Приехали. Тусклый фонарь освещал двери и часть стены.
-Станция, небось, - нехотя сделал первый шаг Иван Иваныч. Глаза привыкали к темноте. Различив лавочку у двери, Иван Иваныч ощутил цель дальнейшего движения, и на ходу отвергая всяческие подозрения о неизвестности своего местоположения, дошагал до столь случайного ложа. Покрутившись и поежившись, провалился в сладкий сон, так грубо оборванный среди ночи.
Что-то мокрое и шершавое елозило по щеке. Мотнул головой.
-Тьфу, псина. Придется очнуться. Открыл глаза. Память согласилась с утром, но что же было вечером.
-Люди-и-и! Страх подорвал из лежачего положения и заставил сесть. Дворник с метлой. Вернее дворничиха. Спасительница моя. Женюсь. А вдруг она замужем - одумался Иван Иваныч.
-Развалился, а ну давай отсюда. Счас ментов позову.
-Че, раскудахталась-то, не местный я.
-А похож на нашенских - оглядывая с ног до головы, опешила воительница.
И тут же не разбирая:
- У, ты гад, пришлый. Мало вам бед наших, мало вам девок наших. Чего еще задумали, говори, а то мало не покажется.
И так затоскливело Ивану Ивановичу от ее слов, что даже угроза боевой метлой не стала для него такой уж угрожающей.
-Да не нужны мне ваши девки, не помню я ничего.
Дворничихиных сомнений он не развеял, но появился вопрос.
-Так уж ничего и не помнишь?
-Помню только, что сказано в тайную комнату не ходить.
-Про тайную комнату не знаю. А тайный дом на площади центральной находится, - сказала женщина бесстрастным голосом, одновременно замахав метлой и удаляясь.
-Теть, а теть, а где тут остановиться можно, - крикнул с надеждой Иван Иваныч вослед. Рядом заскулила псина.
-Ну, ты печень собачья, - пнул ее Иван Иванович, не услышав теткин ответ.
Судя по привокзальной площадке населенный пункт прибытия, был чем-то средним между приличной деревней и небольшим городком. И назывался Ивановка.
-В тайную комнату не ходить, - выдумывая путеводную нить, рассуждал Иван Иванович.
-Это в центр, что ли. Подумаешь, есть окраины. Кладбище к примеру, - съерничал Иван Иваныч.
- Кладбище так кладбище, - уже убеждая себя, направился он к ближайшему таксисту.
-Слышь, командир, мне бы до кладбища.
-Сколько дашь? - Иван Иваныч вспомнил о деньгах.
-Не местный я, : - начал было.
-Перейди через дорогу, пройди два квартала и увидишь, - честно признался таксист.
День собирался быть замечательным.
-Куда я иду, зачем я иду - злился Иван Иваныч, на подходе к погосту. На заборе пригвоздился, как заплата, непонятно откуда выдранный кусок металла с надписью 'лучшие люди'
- Очуметь, - затормозил Иван Иваныч, - кладбище с названием, но толкнул калитку. Солнце играло в кустах сирени, холмики с надгробиями тихими волнами терялись в зарослях:
- Иванов! Ну должно же быть в тебе что-то святое! - прозвучало строгим голосом. Сердце екнуло, Иван Иваныч вытянулся по струнке и зашагал по дорожке.
-Отставить. Кто таков? - резкий приказ, хотя и смягченный стариковскими интонациями, испугал.
-Не местный я, - снова оправдывался Иван Иваныч.
-А чего шастаешь здесь?
-Не знаю. Не помню. - Совсем сник Ваня, сел на землю и заплакал.
-Помню только, что в тайную комнату не ходить.
-Вставай, вставай, - помогая подняться и придерживая под руки, повел в сторожку дед.
-На вот воды выпей. - Иван Иваныч успокоился. Посидели молча.
-Пойдем, что ли поищем. - Произнес дед.
-Что поищем?
-Не что, а кого. Тебя и поищем, -не дожидаясь дальнейших вопросов, вышел за дверь сторож.

Долго Иван Иваныч бродил с дедом по дорожкам, высматривая даты на камнях. И каждый раз, дед задумчиво константировал: не ты, не ты.
-А почему дата рождения, везде совпадает с датой смерти?- решил выразить свою догадку Иван Иваныч. - Это что все младенцы?
-Угу, мертворожденные, не выжившие - продолжил дед.
- Но почему? - Иван Иванович не знал, что и думать.
-А это тебя спросить надобно.
-А причем здесь я?
- Вот и я думаю. Причем здесь ты? - ответил дед, остановившись у могилы, которая отличалась от остальных наличием цветов в банке с водой и особой ухоженностью.
-А этому двадцать один было, - подсчитал Иван Иванович.
-Утоп он - заканчивая тему, сказал дед.
-Как утоп?- Иван Иванович был не согласен.
-А вот так вот. В Желтом озере утоп. Мотька, дуреха, ему цветы на могилку до сих пор таскает. А вот и она. Пошли отсюдова, не будем ей мешать.
Уходя Иван Иванович обернулся, что за Мотька то. Туманом заволокло глаза.
-Иди, иди, - разворачивая и подталкивая вперед, прошипел дед.
-А почему утоп, дед?
-А меньше надо было с пришлыми и тайными яшкаться, глядишь и был бы сейчас головой.
-Какие тайные? - не успокаивался Иван Иванович.
-Да кто ж их знает, откуда они все берутся - разразился дед, - но пришли они, и не возрадоваться, не опечалиться стало.
-А зачем тебе радоваться и печалиться дед?
-Уходить мне, сынок, пора. В круг времени.
-Ну и иди себе.
-Не могу. Мое тут все родное, если без радости и без печали, сгинет все. Да и потом, кто я в круге времени без тутошней радости и печали. Ивану Ивановичу стало жаль деда, младенцев, Мотю. Но еще больше стало жаль себя.
-Деда что делать?
-Не знаю - дед стал совсем старым - другое все ныне. Может тебе и вправду тайную комнату найти. Вдруг и впрямь чего поймешь, нового осознаешь.
-Так ведь нельзя же дед.
-Знаю, что нельзя милый. И до сих пор не знаю, кто они такие, тайные да пришлые.
После обеда, смирившись с впечатлениями от посещения кладбища и проникнувшись необходимостью посещения других местных достопримечательностей, Иван Иванович отправился в путь. С непонятной легкостью, он разобрался в местных маршрутах, и пару часов побродив по городу, оказался в городском парке. А вот и озеро. На берегу стоял дом.
-Санаторий, что ли лечебно-оздоровительный - обходя строение и оглядывая особенности архитектуры, вычислял Иван Иваныч. Взгляд наткнулся на вывеску.
-Ночной клуб. Тоже неплохо. Весело народ живет.
Иван Иваныч решил войти, но дверь была закрыта. И очень кстати, сбоку оказалось летнее кафе, и даже с баром, у которого прилепились две девчонки. Иван Иваныч присел за столик, раздумывая чего бы выпить и прислушиваясь к разговору подружек, благо они не шептались.
-Нет так дело не пойдет - досадовала та, которая выглядела старше.- Третий день не одного пришлого.
-Не переживай - отвечала ей меньшая. - Скоро этот дурачок попадет в тайную комнату и все будет, как прежде. Это мне один тайный сказал, ну сама знаешь который.
-Да ты что, ой да скорее бы. Тебе то пока ничего, а меня, если так дело пойдет, уже только на сало.
-А ну пошел отсюда! - Перебила ее подруга, стуча пяткой по ножке стула и поддавшись вперед, в направлении вполне дружески виляющей хвостом собаки.
-Да оставь ты его.- Посоветовала соседка.
-Еще чего, пшел вон.
-Оставь, он тут сто лет в обед обитается, и мать его здесь жила и все их собачье семейство. Ты лучше скажи, что за дурачок, и долго ждать то.
-Думаю ждать не долго, тайные не допустят, не любят они, когда их с центральной площади вытуривают, а дурачок такой же, как у всех, в тайную комнату ловится на раз два.
Псина подошла к Ивану Ивановичу, обнюхивая.
-А, знакомый- собака присела напротив. Иван Иванович тупо уставился в собачьи глаза. Собака согласна была признать хозяина, но Иван Иваныч, увы, не хотел быть хозяином.
-Дурачок, значится, - теряя слух, зрение и разум одновременно, громко отодвигая стул, выдал Иван Иванович.
-Ну и где ваши тайные?
Подруги посмотрели на него, как на больного.
-Сами вы такие. - Огрызнулся на их презрительное молчание Иван Иваныч и отправился в тайный дом.
Здание местной администрации, скроеное еще по советскому фасону ничем особым от других управ не отличалось. Не внешне, да и не внутренне. Иван Иванович вошел. Просторное фойе, благодаря очередной финансовой оказии, благоустраивалось современными отделочными материалами, сновали в разные стороны посетители и служащие, выделялся вахтер. В общем жизнь кипела. Иван Иванович двинулся к лифту.
-Вам к кому?
-К такой-то, такой-то.- Выдал наобум Иван Иваныч. Вахтер понимающе кивнул. Иван Иванович поднялся до последнего этажа, затем стал спускаться вниз по лестнице, заходя на каждый этаж, медленно обходя все коридоры и внимательно читая таблички на дверях. Наконец он выбрал себе главного.
-Пойду к нему, уж он то точно знает, где находится тайная комната, а там посмотрим. Иван Иванович вежливо стукнул в дверь.
-Здравствуйте.
-Добро пожаловать, - чрезвычайно приветливо ответила ему секретарша. Еще несколько человек сидело в приемной в ожидании. Иван Иваныч решил быть вежливым до конца.
-Вы по какому вопросу? - поинтересовалась девушка. Иван Иваныч крепился. Ну зачем ей знать, что я ищу тайную комнату.
-Я по вопросу инвестиций, в строительство фабрики по розливу питьевой воды в вашем городе.
Девушка стала безумно обворожительна. У посетителей навострились ушки. Секретарша обратилась к ним.
-Осталось десять минут до окончания приема, подойдите пожалуйста завтра.
-Как жаль, как жаль, - быстренько организовавшись гурьбой и удалившись, сетовали визитеры.
-Вы останьтесь пожалуйста, - обратилась фея к Ивану Ивановичу - Вам надо написать заявление. И жестом пригласила к столу.
-Какое заявление? - подумал Иван Иваныч.
-Ручечку, пожалуйста, если можно, - попросил он.
-Ах, да, конечно же, ручечку - ответила секретарша, и перегнувшись через стол, дала ему ручку.
-Бумагу.
-Ах, бумагу, - развернувшись вбок, нашла и бумагу. Иван Иваныч откровенно любовался ею. Любование не прошло даром. Секретарша полуприлегла на стол, подперевши голову рукой и демонстрируя позу - 'Я Вас внимательно слушаю'.
Иван Иваныч. Ах Иван Иваныч. Миллионы всадников, гонщиков, байкеров, серферов, сноубордистов с места рванули в карьер. А впереди всех на лихом скакуне летел Иван Иваныч.
-Вставай, вставай, олух ты царя небесного,- ругалась ведьма, вцепившись в плечи Ивана Иваныча, и из-за всех сил пытаясь трясти с более солидной амплитудой. Для Ивана Ивановича это было все равно, что битье по голове воздушным шариком. Но реагировать надо.
-Чего?
-Говорила же в тайную комнату не ходить.
- А я туда и не ходил.
-Как не ходил? А откуда ты сейчас, по-твоему? - ведьма опустила взгляд. Иван Иваныча хватило на защитный жест футболиста.
-Ну ладно. Мой клиент - примиряющее сказала ведьма.- Понравилось что то?
-Понравилось. - Ответил строго Иван Иваныч.
- Так что. Лечиться будем? - весьма предупредительно следовала его тону ведьма.
-Верни меня обратно.
-Куда? - удивилась продолжающемуся отсутствию фривольности она.
-На кладбище.
-На кладбище? - окончательно озадачилась.
-Милый, но ты только что из тайной комнаты, какое тебе кладбище.
-Верни меня на кладбище.
-О-о-о, понимаю. Вот это да. А по виду и не скажешь. И чего только не бывает в тайной комнате. Ведьмины глаза загорелись огнем.
-Дура ты ведьма. Верни на кладбище, к деду. Ему в круг времени надо.
- В круг времени? - опешила ведьма и стала еще страшнее.
-Нет, это не ко мне. И зачем тебе сдался этот дед, - поспешно делала последние попытки не терять клиента ...
-Я с ним вместе в круг времени пойду.
-Да пропади ты пропадом, исчезни с глаз моих - психанула ведьма.
Иван Иваныч стоял под дождем. Не то чтобы ливень, но и не моросящий.
-Эх, на первой же секретарше споткнулся - сокрушался Иван Иваныч. - Балбес, так тебе и надо - шагнул он в сеченое водой пространство. Капля дождя упала на ресницы и разбилась на осколки, такие же мокрые и тяжеленькие, сыпанувшие вниз.
-Потрясающе, и как я успел увидеть - оторопел Иван Иваныч. Он поднял лицо к дождю, хлопал ресницами - чудо не повторялось. Но Иван Иваныч запомнил картинку и представил ее себе. На его устах разлилась блаженная улыбка. Он знал, что он уже в пути.

Винт
Я устал. Я устал, честное слово, читать про похождения Иван Иваныча в глубинах надмозгов. Я уже начал брезговать перипетиями его судьбы. Мне уже не хотелось думать о смысле текста. Мне хотелось простого: как Иван Иваныч пришел домой с работы, выпил с соседом припасенную загодя поллитру, поиграл с ним же в шахматы, приговаривая в тему: 'Лошадью ходи, лошадью', и: 'Щас, Максимыч, я буду играть защиту Кара-Кян', хлопнул, разогретый водкой, жену по мягкой попе и вышел на балкон покурить, где глядя на густеющие сумерки, в которых растворяется сигаретный дым, уж так уж и быть, позволил себе некое лирическое отступление, вписывающееся в заданные границы условий. Так нет, давайте проволокем Иван Иваныча по зарослям фантасмагории, посмотрим, как ему там будет. Ему там может, и хорошо, вон, в конце, даже выводы какие-то для себя сделал. Читателю плохо. Мне плохо. Мне нет большой разницы, прилипнет ли Иван Иваныч, войдя в очередную тайную комнату к потолку или встретит рогатого порося. И то, и другое мне одинаково безразлично. Не то, чтобы я предвзято относился именно к рогатым свиньям, просто не дело это нормального Иван Иваныча шастать по тайным комнатам, ему бы родимому, лучше бы водки с Максимычем выпить. Да за жизнь с ним поговорить, про путешествие в себя, например. А по тайным комнатам пусть Гарри Потер скачет.

Дата: 09/12/2005 20:38
Под навесом чернеющего неба, мастерски расшитого бисером созвездий, танцует крышка люка. Подпрыгивает, волнообразными движениями описывает круг вокруг своей оси, плюхается обратно. Дрынь - дрынь - дрынь.
Улица. Вокруг - люди, только не совсем настоящие, к ним нельзя подойти и сказать: "Здравствуйте! Вы не знаете, что здесь происходит?". Все потому, что они смогут ответить только: "Ничего", и при этом внутренние уголки их мохнатых бровей трусливо поползут вверх.
Жду. Ведь неспроста кому-то неспокойно в канализационном люке, ведь этому кому-то срочно нужно на поверхность тротуара, сюда, где стою я, продрогший, и думаю о том, что появился только что. У меня нет "до" и "после", воспоминаний и планов, нет привкуса горчицы во рту, желания к кому-нибудь сходить, усталости в ногах, помыслов о будущем. Лишь что-то липкое у уголков губ. Там, под асфальтом, из темноты, с хрипотцой в голосе, мог быть кто угодно, только не:
- Я!
Жуткое... Худощавые руки, вцепившиеся в краешек тротуара, испачканы вареньем; темно-русые волосы с проседью рассыпались по лицу. Я сказало:
- Руку хоть протяни! Стоишь, как не знаю кто! Как... ммм... вкопанный! Именно, как вкопанный!
Не протягиваю. Испачкаться как-то... да и опасно связываться с собой, когда ты о нем ничего не знаешь. Холодок взобрался вверх по позвоночнику, добрался до темени, а мне - вдруг захотелось домой. И осознание того, что дома у меня нет, заставило съежиться, ссутулиться, глупо улыбнуться себе и совсем невпопад процедить сквозь зубы:
- Нет уж, если ты - я, иди тогда к черту.
- Я - не я! - тут же соврало я, лишь бы подняться на тротуар.
- А кто тогда?
- Автор! Именно! Я не я, я - автор, который пишет всю эту... ммм... как бы точнее назвать все происходящее... ммм... который пишет всю эту... всю эту ерунду! Именно ерунду!
Еще издали прохожий, беззаботно семенивший в нашу сторону, показался мне подозрительным, а когда приблизился вплотную, - так, что задел рукав моего пальто, - шепнул: "Хи-хи". Прошел к бежевой иномарке, что стояла чуть поодаль от меня и меня, и облокотился об капот.
- Ну и хамст...
"во" перебила молния, жирной белой линией вычеркнувшая луну с неба. Затем проткнула острым концом располневшую и порядком постаревшую тучу, из свежих ран которой тут же хлынула вода. Знаю, это монолог неба о Боге. Вдалеке, скрипнув, хлопнули ставни. Кто-то устал, кто- то не хочет выслушивать, кто-то недооценивает поэзию неба... Но ведь кто-то другой не устает подолгу мокнуть под дождем и ждать. Протягиваю руку бедняге, чувствую, как к коже липнет варенье; успокаиваю себя мыслью - дождь смоет.
Теперь нас двое на тротуаре, рядом - дыра, неподалеку продолжается хихиканье. Даже хорошо, что нас двое, так мы смелее. Не договариваясь вслух, подходим к незнакомцу, один из нас (какая разница, кто?) вопрошает:
- Не скрывай... это... как его, мы знаем, это ты все придумал. Только вот... как его... конец уже написал?
Смотрит в упор, хлопает глазами, и вдруг, совершенно неожиданно, взрывается хохотом и хватается за живот.
... Мимо снуют не люди - фигурки с зонтиками, одинаковые, шлепают по новоявленным лужам и молчат. Бегут, взгляды опущены на ботинки, в мыслях - сплошной хлам, а мне так тоскливо, так тоскливо от этой какофонии...
Когда смех притих, он сказал:
- Мамочки! Я не могу! Это самое глупое, что я когда-либо сочинил!
Хохот. Хочется помыть руки. Варенье. Кап-кап, струится по волосам, по плечам, стекает... Я мерзну, а я - плачу. Нечестно, подло - сочинить нас такими, а потом смеяться. Что смешного?
- Ну, что там с концовкой?
Облизывает губы, слышится "мняяям, клубничное". Дождь не перестает. Автору надоедает, вспоминает, что сериал начнется через пятнадцать минут, а в желудке - пусто и булькает. Уходит.

Дома, подбираясь к пульту от телевизора, натыкается на потрепанную тетрадь со старыми записями, из любопытства пробегает глазами: "...так тоскливо от этой какофонии", "... в желудке - пусто и булькает". Смеется, вспоминая недавнюю прогулку, включает телевизор - реклама на канале. Воспользовавшись случаем, вписывает концовку: "Потом я и я устали страдать, и (тут ему пришлось даже запрокинуть голову, чтобы придумать дальше) съели друг друга".

Винт
'Под навесом чернеющего неба' Над чем же навешивался этот навес? Над вселенскими столбами, что ли? 'бисером созвездий' Я правильно понял? Каждая бисеринка - это одно созвездие? Как-то небогато получается расшит навес. 'описывает круг вокруг своей оси' 'Какая-такая собака?!' Где это у люка, понимай, диска, ось? Ах, его ось... Ну да, ну да. Не большой полосатый мух. Но как он круг описывает, как грампластинка, что ли? 'внутренние уголки их мохнатых бровей трусливо поползут вверх' Я чуть было не сломал себе бровь, пытаясь поднять вверх ее внутренний уголок. Он у меня просто не хотел ползти, не говоря уж о том, чтобы ползти трусливо. Ишь ты, разведчик-дезертир, как он ползает! Завидую. 'что появился только что' где появился, кое-где? 'Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть'. Игра в слова! Кому интересна ты, кроме автора? Он сделает все что угодно, чтобы ты казалась внятным текстом, даже привкус горчицы поменяет на липкость малинового варенья. Вот и все бы ему сходило с рук, даже приватизация местоимений, которая есть предлог к творчеству, если бы не каша в тексте, разляпанная там вне зависимости от варенья и горчицы. Хоть ты в люк, хоть по лбу, но нейдет из головы прохожий, который вначале семенил, а потом прошел. Надмозги атакуют. Но у меня есть 'Оно' Стивена Кинга, в более гуманном изложении, и пусть я съест ты, пусть жители колодца продолжают рисовать математику и множество, принц заморачиваться над бессмысленностью слов, а князь над бессмысленностью бессмысленности, пусть весь мир подождет, хаотическая россыпь буковок не тенденция, к счастью.