* * *
Нас тоже немало. Мы - поколение тридцатилетних, ваши младшие сёстры и братья. Поколение?.. Это вы - поколение. А мы - межпоколение. Больны ли мы? Зная ответ, мы предпочитаем об этом не думать. Нам некогда. Спинной мозг у нас тоже не цел, и, в отличие от вас, мускулами мы тоже не можем похвастаться. И не спасают никакие йоги-ушу-философии... Впрочем, кто говорит о спасении! Спасение утопающих...
Наши родители - послевоенное поколение, верили в свою страну и были уверены, что мы будем счастливы. Верили, несмотря на то, что им приходилось вставать в 5 утра, чтобы купить нам молока, масло доставали по большому знакомству, а слово "колбаса" было синонимом слова "Москва" - в российской глубинке колбаса была ненаучной фантастикой.
Мы тоже рано научились читать. Как и вы, мы читали добрые книги, и во многом благодаря этому остались людьми - несмотря на то, что стало со страной, когда мы только начали взрослеть. Благодаря этим книгам мы получили иммунитет от зла. Правда, он слабее, чем у вас, но всё же...
Наши старшие братья и сёстры, жизненный конфликт для вас - это вы и современный мир, а наш... мы сами расколоты на две части. Наше детство и молодость дальше друг от друга, чем Земля от центра галактики.
Мы в детстве тоже верили в героев - Александра Матросова и других. Когда с экранов нам начали говорить, что эти герои - вымысел, мы послали говорунов на все буквы алфавита. И верим в героев до сих пор. Потому что иначе трещина в нас станет шире и расколет нас на осколки, а с нами и этот мир.
Мы не желаем учить новые слова гимна. Со скептической и сочувственной насмешкой слушаем о патриотизме и считаем себя людьми планеты; с удовольствием слушаем сатирика Задорнова, смеющегося над расейской тупостью, но пусть кто-либо только попробует уничижительно заговорить о нашей стране!
Мы оживаем, слушая Высоцкого, потому что впитали его с материнским молоком, и он стал нашим музыкальным дао, хотя ныне можем слушать и совершенно иную музыку... Песни Высоцкого – как тёплая ладонь отца, лежащая на плече.
Вас история тряхнула, повернув без поворотников? А нас она лупит беспрерывно, ибо мечется как наскипидаренная кошка или грузовик с маньяком за рулём, а мы заперты в тёмном кузове и ничего не можем сделать...
А ещё у нас есть то, чего у вас, надеемся, нет или есть по минимуму. Страх. Страх голода, безденежья, нищеты. Вы не можете спокойно спать? А мы можем. Мы можем прекрасно спать безо всяких снов хоть по 15 часов в сутки. Но не имеем возможности. Некогда. Мы работаем по 15 часов в сутки. Вставая утром, мы умираем от желания спать, приходя с работы, мы умираем от того же, а ещё куча дел. Сейчас у нас одно желание - выспаться. И уже известно, какое желание будет следующим. СДОХНУТЬ.
Мы не верим политикам. Мы не верим экономистам. Мы не верим социологам, психологам, филологам, этсетера... Мы не верим власти - лживой по определению. Мы никому не верим. Даже самим себе.
В вашей жизни был Афганистан. В нашей - Чечня. И новость, что сегодня опять взорвали милицейскую машину и прошли три спецоперации, одна из которых - на нашей улице, для нас обыденность. Для нас боевики и менты - почти одно и то же. Мы не вздрагиваем при виде оторванной при взрыве головы, а если и вздрагиваем - то никогда в этом не признаемся: ведь на нас смотрят те, кому 20 лет, - наши младшие братья и сёстры. А их пугать нельзя - у них довольно стрессов.
Мы не пытались примирить Чехова с Палаником. Мы выбрали каждый по себе. И мы не переживали насчёт писательских портретов. Плевать, висят они где-то или нет. Что портрет Гоголя, что портрет св. Николая в храме - это всего лишь портреты. Мы предпочитаем беседы душами. Беседы книгами, музыкой. Беседы в одиночку. Мы - поколение одиночек.
Если вы делитесь с нами, младшими, своими бедами, мы сочувствуем вам и стараемся поддержать, хотя далеко не всегда сможем помочь. Но не сочувствуем себе. Потому что видим двадцатилетних - наших младших братьев и сестёр. Тех, кто идёт за нами. Тех, кто намного лучше нас подготовлен к жизни в этом сошедшем с ума мире. Но они не видят, КАКОЙ мир оставлен им в наследство. Они думают, что жизнь - это глянцевые журналы, МГУ - Оксфорд, заоблачные доходы, знание английского, Интернет, не обременённый чувствами и штампом секс... Но они не видят, что загаженная поколениями планета готова скинуть обнаглевших двуногих в любую минуту. И в них, двадцатилетних, раскол и пропасть глубже, чем в нас. Видят ли, чувствуют ли они это? Они поздно научились читать, их мультфильмы - это Масяня и прочая хня, их мысли - это "Сборник школьных сочинений". Но, когда они жалуются нам, старшим, на свои беды, мы сочувствуем им. И иногда даже можем помочь. Для них бывает откровениями то, что мы знаем, кажется, с рождения. Например, то, что надо дарить миру радость, и даже то, что солнце движется в космосе, а не "на месте стоит". И ведь они неглупые, только почему-то не ориентированные на знания.
Мы не презираем человечество. Нам некогда о нём думать. Мы, когда выпадает свободная от желания поспать минутка, думаем о себе, о том, зачем коптим небо. О родных и друзьях...
Ваши дети знают, куда идут и чего хотят? А мы не знаем, как воспитывать наших дочерей и сыновей - учеников начальных классов. Порой нам кажется, что они умнее нас. Мы читаем им те же добрые книжки, которые сопровождали наше детство. Порой мы видимся себе детьми, взвалившими себе на плечи земной шар: тяжело, и сбросить нельзя, и постоянно со всех сторон попытки скинуть с наших плеч этот шарик оземь, дабы разбился вдребезги... Куда мы родили наших детей?
Нам тоже пела Анна Герман, и её космический голос завораживал! Завораживает и теперь. Мы покупаем записи Герман на диске и тем счастливы, а диски лежат у нас дома и ждут, потому что слушать их нам - пока? - некогда.
И пришёл Виктор Цой. (Для кого-то пришёл Юра Шатунов, но речь не о них.) Мы, тогда подростки, ощутили себя ЖИВЫМИ. Цой открыл для нас не просто новую жизнь, а дал чувство, что наша жизнь тоже чего-то стоит и имеет свой драйв. Мы все ощутили себя ленинградцами, ощутили крылья, он дал нам голос. Низкий ему поклон! А потом... потом... Потом мы всерьёз ждали, что Цой оживёт. Вот в этом году... нет, в следующем, наверно. Но - обязательно оживёт. Верили слепо, как, наверно, верят в бога. Потому что перед нами было два пути: поверить в сказку или перерезать себе вены. Мы - те, кто выжили - выбрали первое. Нам было 14, 15, 16, 17, 18, 19... лет. Теперь мы знаем правду. Но теперь мы умеем играть на гитаре. И петь песни Цоя. И это спасает. А кое-кто даже сочиняет сам.
Мы не умеем клеить обои и перевязывать раны. Мы ничего не умеем. И на необитаемом острове мы не выживем - разве что окажемся рядом с вами...
Что же до наших похорон... наверно, пусть на них поёт Цой. А впрочем, не надо ничего. И самих похорон тоже. Они нынче дОроги. Просто оттащите за ноги на ближайшую свалку. Если есть жизнь после смерти - всё равно, что станет с телом - ветхой "одёжкой". А если нет... тем более всё равно.
Нам 30 лет. Всего или уже? Не знаем. Нам некогда задумываться. Из жизненных пропастей выползать привыкли самостоятельно. И как бы то ни было, выкарабкиваемся из жизненных ям, повторяя заклинанием: "Прорвёмся!"
Это и ваш девиз? Значит, мы похожи. Это хорошо! Значит, скорее поймём друг друга.
Только будьте с нами искренними. Для нас очень важно уважать вас. И брать с вас пример. Чтобы подавать пример двадцатилетним. Тем, кто идёт за нами. Нашим младшим. А вы, старшие, знайте: когда мы беседуем с вами, и когда дружим, и даже когда ругаемся с вами - мы смотрим на вас и хотим уважать вас. Нет, речь не о героизме и тем более не о пафосе. Просто будьте с нами искренними, естественными, такими, как вы есть. И мы будем верить вам. И простим даже подзатыльник.
Мы так хотим научиться верить.
Простите нас, старшие - мы едва ли оправдаем ваши надежды. Простите нас, младшие - мы вряд ли сможем вас защитить.
Впрочем, мы ещё поживём. И ещё споём, и, если будет удача, удержим в равновесии этот мир. "Замёрзшие пальцы ломают спички, от которых зажгутся костры!" (Цой)
И звёздное небо над головой с каждой ночью всё ближе, а это что-нибудь да значит.
