8. Бой без правил
Когда Почесухин умял приличную дозу травы, Рекс тихо рявкнул Пексу:
– Заходи мухой слева и отсекай фуцела от деревьев.
Сам Хромой бросился к жертве с другой стороны, но, поскользнулся и растянулся на земле. Глухой Пекс не расслышал приказа и затупил, стоя в недоумении. Выпучив глаза, он вертел головой то на кота, то на распластавшегося подельника. Время было упущено и внезапного нападения не получилось.
Боковым зрением Базилич заметил движение налётчиков и оторвался от зелёной жвачки. Почуяв опасность, он встрепенулся и в три прыжка оказался у ближайшей берёзы. Встав спиной к древу, зверь принял бойцовскую стойку и глубоко втянул воздух ноздрями. Его спина выгнулась, шерсть стала дыбом, а из открытой пасти показались острые клыки. Прищурившись, он и зашипел на собак. Этим приёмам кота научил его гуру Мурзя, имевший двенадцатый дан по Карате-до, чёрный пояс по Карате-ре и звание Сенсея по Карате-мя.
Подскочившие псы ощутили животную мощь и дали по тормозам.
Рекс, недовольный сопротивлением, зарявкал:
– Ишь, хорёк Ржавый, как окрысился! Слышь, тварь, лягай лапами вверх и сдавайся по-хорошему. Мы дадим тебе вволю нажраться стояна и задерём быстро, и безболезненно. Слово кобеля, в натуре! Ну сукой буду!
Давай соглашайся, братко, чо думать? Лучших условий тебе в жизни не сыскать. Иначе глаза выгрызем, а слепого продернем хором на абордаж и долго-долго будем рвать заживо на мелкие кусочки.
Нагнетая давление Рекс угрожающе зарычал и пару раз ударил лапой оземь. Пекс тоже не желал идти в лобовую атаку и протявкал из-под холки главаря:
– Ходют тут всякие балдеть в халяву с нашего болдырьяна. Сдавайся, гад, подобру-поздорову, не пожалеешь!
Но Василий был не из тех, кто сдаётся без боя на милость легавых. Оглянувшись, он увидел, что за ним Москва и понял, что отступать некуда. Выпустив когти, храбрец издал боевой клич и первым ринулся на врага.
Он молниеносно бросался от одного пса к другому, нанося колющие, режущие и рваные удары. Противники постоянно опаздывали, щёлкали пастью воздух и рычали от бешенства. Несколько раз им всё же удалось достать кота и их клыки обагрились кровью. Клочья шерсти летели во все стороны и туманом зависали над полем боя. Вой сражения разносился по всей округе, пугая эндемиков и простых обывателей.
После долгого и неравного боя кот отступил на дерево, оставив кровавый след на берёзовом стволе. Хромой таки изловчился и прокусил ему брюхо, но собаки тоже получили серьёзные раны. Боец выцарапал Пексу левый глаз, а Рексу выдрал правое ухо с мясом, не говоря уже о царапинах.
От бессильной злобы голодные подельники около часа гавкали под берёзой. Наконец, они выдохлись и отошли к реке зализывать раны. Василий тут же спустился с древа и устремился в противоположную сторону. По ходу он вырвал пучок чудо-травы, и посыпал свой след, чтоб отбить нюх легавым. Забравшись в глухую чащу, кот обессилено рухнул и трое суток провалялся в бреду.
Ему постоянно чудилось, будто бежит он на ватных лапах, а за ним с лаем гонится Мурка. Она раздулась и превратилась в жуткое животное с собачей пастью, петушиным гребнем и хвостом змеи. Оно догоняет Василия, опрокидывает на землю и наваливается сверху огромными телесами. Улыбаясь, чудовище тыкает твёрдый хвост в его рану на животе и приговаривает:
– Как мне хорошо с тобой, мой сладкий котик. Я теперь все ночи напролёт любить тебя буду и по пять раз на дню. Больше никому тебя не отдам, родной мой, и буду всласть потчевать болдыряном и парным молочком с молочаем.
Воя от боли, Василий вырывался и бежал, но ноги снова не слушались, и монстр опять догонял его и валил, и всё повторялось.
9. Роковая встреча
Почесухина спасла от смерти всё та же волшебная кошачья травка. Приходя в себя, он грыз, глотал и прикладывал её к ранам и опять проваливался в небытие. Очнувшись, кот снова жевал аверьян и сплёвывал его живительный сок на ссадины.
В таком полуобморочном состоянии его обнаружил банкир Константин Давидо-вич Киднякин. Прогуливаясь по лесу вокруг своей вотчины, он заправлялся свежим кислородом и думал о кредите. Вообще-то банкир постоянно о нём размышлял, если не думал о дебете.
Сквозь кошмары, Василий почуял чудесный сонм французских ароматов и увидел ухоженного двуногого. Через хрустальные стекла в золотой оправе оно внимательно и доброжелательно наблюдало за ним огромными глазами. Кот почуял довольство исходящее от бесхвостого, и, вспомнив всю свою неудалую жизнь, взвыл от зависти.
Вопль пробил все защитные слои банкира, наложенные когортой потомственных колдунов и новоиспечённых магов. В нём что-то щёлкнуло и перемкнуло. Почувствовав весь ужас кошачьей жизни, он позабыл о сальдо. Жалость, которую Константин Давидович не испытывал с детства, поднялась со дна организма и разлилась по всему телу. Он ощутил душу и имя зверя, и возлюбил его, как самого себя. Господин Киднякин снял кашне от Прада и, завернув туда раненное животное, понёс в дом.
В огромном холле трехэтажного особняка он постелил ангорский коврик в кресло у камина и уложил раненного кота. Константин Давидович с детства привык всё делать правильно и объявил колокольчиком общий сбор. Представив Василия, он повелел прислуге лелеять и пестовать нового жильца, а мажордому выписать на утро консилиум ветеринаров.
Первым на старенькой четвёрке прибыл народный целитель Игнат Лаврентьевич Богомолох. Будучи крайне пунктуальным товарищем, он выехал до рассвета из однокомнатной хрущобы на задворках Царицыно. Прибыв загодя, высохший от времени травник целый час ждал около ворот, чтобы войти ровно без десяти десять. Настраиваясь на лечение, он принялся расхаживать по зале, скрипя старыми костяшками и покашливая.
Минут через двадцать явилась высокая и ухоженная Жанна Ивановна Жабина. Дородная дама была ярким представителем раннего Кватроченто бальзаковского периода и знала себе цену.
Как настоящий врач, фельдшер Жанна сразу прошла в ванную комнату. Она легко скинула свитер и шофёрские кроссовки, и с трудом стянула дорожные джинсы и антицеллюлитные лосины. Дама аккуратно достала из докторского ридикюля лакированные туфли на тонком каблуке и доспехи. Она надела белые чулочки в сетку с ажурным поясом, короткий облегающий халатик в тон и шапочку с красным крести-ком.
Встав на шпильки перед зеркалом, Жанна закапала в глаза синеву, поправила макияж и расстегнула ещё одну пуговку на халате. Оставшись довольной своим видом, она медленно поцокала в залу, покачивая попой и огромным бюстом. Усевшись в кресло, дама закинула ногу на ногу, вызывая крутыми бедрами и упругой грудью самые низменные желания у присутствующих. Произведя фурор, она, как ни в чём не бывало, закурила и томным грудным контральто спросила кофе. Противница сложных эспрессо и капучино, она заказала просто сварить в джезве двойную арабику по-турецки и подать с сахаром, сливками и водой со льдом.
Вскоре прибыл и знаменитый профессор Соломон Моисеевич Филинштейн. Помня с детства, что время – деньги, он поправил пенсне и произнёс:
– Ну-с, коллеги, пожалуй, начнём-с.
Не дожидаясь ответа, Соломон достал из нагрудного кармана старинный немец-кий стетоскоп и приложил к коту.
Фамильная реликвия из липы досталась ему по наследству от деда, который слу-жил военврачом в Первой Конной армии. Он частенько прикладывал сей прибор к личному составу и даже к самому товарищу Будённому. Легендарный командарм шевелил усами от удовольствия и ограждал дока от домогательства своих бойцов. Орлы ежедневно обвиняли еврея в измене, желая пустить лекаря в расход и реквизировать бидон с чистым спиртом. Выточенный тюрингским мастером, стетоскоп не раз помогал хворым лошадям, а иногда и больным на голову людям.
10. Вердикт Эскулапов
Через четыре минуты профессор закончил обследование и безапелляционно постановил:
– Господа, животное скорее мертво, чем живо.
Светило отошло к окну и, протерев пенсне, стало демонстративно наблюдать за погодой. Всем своим видом оно показывало, что своё уже отработало.
Тогда за дело взялась Жанна Ивановна. Она неспешно допила кофе, потушила сигарету и достала из ридикюля новенький фонендоскоп. Фельдшерица накинула его на шею, словно Гаитянка – цветочное ожерелье, и улыбнулась мужчинам. Потом она вынула розовые резиновые перчатки и так лихо их натянула, что все поняли: в обращении с резиной ей нет равных.
Жанна не стала прослушивать больного, а сразу приступила к пальпированию пациента. Проверяя рефлексы, её мягкая нежная ладонь мяла мошонку, проворный мизинчик теребил простату, а взгляд приобрёл блуждающую мечтательность. Не отрываясь от диагностики, она наклонила голову, и взглянула на Константина Давидовича со снисходительной полуулыбкой. Поймав его взгляд, дама отвела выпученные глаза в сторону и посмотрела вниз на свой носик, потом в сторону, а затем, немного повернув голову, вернула свой взор обратно на банкира. Возобновив визуальный контакт, она несколько раз повторила эту операцию в той же последовательности. Наконец фельдшерица закончила и, вернувшись в кресло, закурила. Пустив струю дыма в потолок, она несколько раз облизала сочным языком пухлые губы и вкрадчиво выговорила:
– Животинка скорее жива, чем мертва.
После этого на сцену вышел народный целитель. Закатив глаза, он, словно кор-шун, кружил над котом, делая таинственные пассы. Внезапно Игнат остановился и впился сучковатыми пальцами в мягкое пушистое тельце. Он долго жал и мял больного, невнятно приговаривая заговоры. В конце концов, знахарь стряхнул с конечностей отрицательную энергетику и произнёс:
– Одно из двух, либо пациент жив, либо мёртв. Если он жив – то он будет жить долго и счастливо, или скоропостижно скончается, хотя может умирать долго и мучи-тельно. Но если он мертв, то его можно оживить несколькими способами или нельзя оживить ни одним.
У фельдшерицы от удивления поднялись брови, а от судорожного глотка воздуха – грудь.
– Какое отвратительное невежество! – выдохнула она с отвращением. Резко стянув перчатки, Жанна брезгливо швырнула использованные резинки в стоящую рядом вазу династии Цин.
– Шарлатанство,– проронил Соломон Моисеевич и смерил коллег красноречивым взглядом. Достав сотовый, он распорядился подать ко входу чёрный, как ворон Мерседес S класса.
Растерявшийся Костя раскрыл портмоне от Дольче и Габбаны и вынул купюры. Не желая дотрагиваться до грязных денег, подлетевший Филинштейн мигом при-хлопнул их с двух сторон своим старым потёртым бумажником из кожи молоденького нильского крокодила. Молча откланявшись, он быстро устремился к выходу.
Жанна тоже не хотела брать в руки грязь. Она, как бы невзначай, открыла перед Киднякином пасть своего докторского ридикюля. После каждой опущенной туда банкноты, Жабина всё шире и шире таращила глаза на Костю и придвигалась всё ближе и ближе. Наконец удовлетворившись, она ноготком мизинца сдвинула гонорар в угол сумки. Выудив из вороха безделушек и косметики визитку, фельдшерица сунула её в карман брючины банкира так глубоко, что он потерял дар речи. Томно и многозначительно она прошептала: «До скорого» и опять облизала губы. Развернувшись на каблуках, Жанна последовала за евреем, крутя маникюрным пальчиком ключи от новенького Ниссан Теана.
В отличие от коллег Игнат Лаврентьевич не боялся замарать свои корявые пальцы. Он кособоко подкрался к Константину Давидовичу и резво выхватил свою сумму. Не желая отставать от коллег, знахарь по-английски зашелестел к двери, пересчитывая на ходу купюры.
Опешивший банкир сглотнул слюну и спросил у докторских спин:
– Ну, а кота-то мне как лечить, господа эскулапы?
– Валерьянкой,– бросила через плечо Жанна.
– Валерьянкой! – презрительно захохотал с террасы Филинштейн.
– Или валерьяной, или не валерьяной,– проскрежетал Богомолох, протискиваясь меж коллег сучковатым клином. Он первым прыгнул в машину тухлого цвета беж и дал по газам.
Обгоняя его на шоссе, шофёр Мерседеса презрительно посмотрел на сарай сверху вниз, а Соломон даже глазом не повёл в сторону знахаря. Зато Жанка, успевшая переодеть в машине маскарадные доспехи на дорожный костюм, не отказала себе в удовольствии. Опустив стекло ярко-красного авто, она игриво улыбнулась народному целителю и показала средний палец.
